ед ставрида.
Даша закрыла глаза. Ей даже плакать не хотелось.
«Нет, я не ставрида, – печально размышляла она. – Ставрида, она жирная, аппетитная, лоснящаяся. А я, скорее, сом. Старый, больной и никому не нужный сом. Разве что без усов».
Откуда-то сверху, а может быть, и снизу, доносилась радостная, знакомая до последней ноты, до зубной боли, рождественская мелодия:
Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…
Даша попыталась уложить длинные русские слова в энергичный английский ритм. Получалось малоинформативно и не очень художественно:
«Бубенцы, бубенцы,
Бубенцы кругом…»
А окончание и вовсе вышло из-под контроля:
«…Бубенцы звонят кругом,
А я как старый дряхлый сом…»
После чего из глубин подавленного вирусом подсознания, возник разламывающийся образ праздничного стола – крахмальная скатерть, зелено-красные салфетки, разрисованные шишками, елками и вышеупомянутыми бубенцами. А так же бессчетное множество мисочек, наполненных салатами, обильно политых майонезом и украшенных резными овощами и зеленью. Высокие, протертые до серебряного звона хрустальные бокалы, ведерко с парой бутылок шампанского и в самом центре – м-м-м! – на огромном блюде, обложенный нежно-зелеными листьями салата, зажаристый, хрусткий снаружи и белоснежно-нежный изнутри, король рождественского стола – карп.
«А я даже не карп, – с трудом сглотнув слюну, думала бедняжка. – Я просто сом, старый, сопливый, никому не нужный сом. Не удостоившийся праздника ни в сыром, ни в вареном, ни в жареном виде».
После чего заплакала. И если бы сомы умели плакать, они бы плакали именно так: большими тягучими слезами, мутными от обиды и насморка.
А музыка звучала все громче. Зарывшись лицом в подушку, – все равно носом дышать невозможно – Даша заткнула уши горячими ладонями. Даже глупые рыбы этот вечер проведут за праздничным столом, а она будет лежать с температурой в этом прекрасном пансионе, в потрясающих, заснеженных Альпах, где полным-полно высоких широкоплечих красавцев в роскошных горнолыжных костюмах…
«Ну вот за что?!»
На этот отдых ушла половина всех накопленных средств. Остальная половина была потрачена на покупку зимнего снаряжения, вечернего платья для праздничного вечера и парикмахера.
С уголка отекшего глаза скатилась еще одна сомовья слеза. Что ж, деньги пущены коту под хвост. Никакая одежда в мире, никакая прическа ее уже не спасут. Даже распоследний неудачник, которого приятели берут, чтобы было кому присматривать за вещами, и тот не захочет провести рождественский сочельник года в компании с усморканной до смерти рыжей, красноносой особой. Скорее всего, ее даже к столу не подпустят, кому охота, чтобы на его салаты чихали!
Оглушительно чихнув, Даша выдрала из коробки очередную салфетку и вытерла нос.
И почему это должно было случиться именно с ней и именно сейчас? Ведь эта поездка была последней надеждой познакомиться с интеллигентным и симпатичным – чего уж греха таить – мужчиной. Все выглядело так романтично: горы, снег, он, она, последняя неделя уходящего года…
Половину ноября и весь декабрь Даша почти ежедневно тренировалась с лыжами и палками перед большим зеркалом, дабы выглядеть как можно элегантнее при спуске и чтобы при падении (разумеется, в нужный момент) иметь выражение очаровательной беспомощности.
Сколько ночей она провела в представлении о том, как все должно произойти! Вот, она падает, вот, он возникает в вихре снежных брызг, подает руку…
«Я видел вас во сне, – говорит он улыбаясь. – Вы должны быть только моей…»
Расчувствовавшись, Даша снова зашмыгала носом, но воздух не проходил ни туда, ни оттуда.
…И все было бы именно так, если б в последний момент ей не пришла в голову идиотская мысль о том, что после бурного и плодотворного знакомства в горах прекрасный незнакомец наверняка захочет заехать к ней в гости (из Альп-то в Прагу!) на чашечку кофе и вдруг увидит, как солнце высвечивает подтеки на оконном стекле. Если бы она не бросилась в минусовую температуру и ледяной ветер перемывать все стекла в квартире, то веселилась бы сейчас вместе со всеми и, накатавшись на прекрасном укатанном снегу, попивала бы коньяк в новом свитере и чудных лосинах, под которые так усердно худела два последних месяца. Сколько денег и сил насмарку!
Не иначе как Полетаев сглазил. Очередной взрыв хохота в коридоре заставил сжать зубы сильнее.
«Чтоб вас там всех замело по самые уши!» – дрожащей от бессилья и злости рукой, Даша потянулась за каплями от насморка.
Снаружи что-то громко бухнуло, занавеска дернулась, и потянуло холодом.
«Сосульки что ли падают?» – с вялым удивлением подумала больная, бросив равнодушный взгляд в сторону окна.
Форточка была распахнута. Ветер, воспользовавшись образовавшейся щелью, немилосердно трепал легкую штору. Если окно не закрыть, то можно окончательно загнуться.
Скинув ноги на пол, Даша посидела так немного,