Коллектив авторов

Черногорцы в России


Скачать книгу

Пучкова было много горькой правды. Межплеменная и внутренняя вражда, кровная месть были главным препятствием для единения черногорского общества. Достичь его было крайне трудно в стране, где, как справедливо замечал Пучков, люди в результате ссоры по самому ничтожному поводу «друг друга режут или застреливают, а потом убегают в другие провинции». Пучков рапортовал о расхищении русских денег «начальниками черногорскими» и их родственниками, о присвоении узким кругом лиц 1000 золотых жетонов, в то время как «преосвященному Савве одну только грамоту отдали».

      Изложив состояние черногорских дел в самых мрачных тонах, С. Ю. Пучков слишком сгустил краски, что частично объясняется и тем, что он за получением информации нередко обращался к митрополиту Савве и другим недоброжелателям Василия Петровича. Ошибочным было его обвинение в расхищении присылаемых из России денежных сумм, а также о том, что Василий Петрович тратит русские деньги не ради государственных интересов, а «по своим нуждам». В действительности эти средства, как с осуждением сообщал митрополит Савва в письме венецианскому Сенату, тратились на развитие освободительного движения96. Часть же русских денег была роздана на состоявшемся вскоре после отъезда Пучкова из Черногории сборе, причем не только черногорцам, но и приморцам97. Василий Петрович, в отличие от Саввы, не был замечен в особом корыстолюбии.

      Пучков отмечал отсутствие в Черногории какого-либо правопорядка, так как каждый сам себе «высший властитель и судья». Такое суждение российского эмиссара представляется слишком категоричным, поскольку в стране действовали нормы обычного права, а также, хотя и слабо, функционировал такой орган, как «суд добрых людей», состоявший из наиболее влиятельных и уважаемых старейшин98. Действовал в Черногории и судебный орган «кметский суд», состоявший из 24 судей и разрешавший различные споры между черногорцами99. Василий Петрович был «жестоким и отважным» человеком, ему удавалось «держать в страхе» беспокойных черногорцев, замечал позже другой российский эмиссар Г. Мерк100. С. Ю. Пучков черногорские реалии мерил на российский аршин – для него, привыкшего у себя на родине к совершенно иным порядкам, многое, если не все, казалось странным и диким в этой стране.

      В Петербурге полученная от С. Ю. Пучкова информация была воспринята с полным доверием. Поэтому черногорцам пришлось забыть о продолжении получения субсидий в размере 15 тыс. рублей, однако выплата субсидии Цетиньскому монастырю по линии Синода не была отменена. В первые годы царствования Екатерины II русское правительство также руководствовалось сведениями, полученными от Пучкова, и считало, что для России нет никакой пользы от черногорцев, «кроме излишних хлопот и холодности с турецким двором и венецианской республикой»101.

      Василий Петрович, рассчитывая на то, что новая российская власть, в лице императрицы Екатерины II, будет проводить новую внешнюю политику, где свое место займет и Черногория, в 1765 г. прибыл