зад подставить. Как специалисты? Людям с ними тяжело работать, особенно с Дриньковым. Впрочем, у хорошего человека не может быть такой фамилии.
Лейтенант крутился, как попугай в клетке, которую кот проверяет на крепость. Начальник райотдела орет, директор в унисон сопит разбитым носом; разыскать, возбудить. Кого искать? Пострадавшие не знают, не помнят. Кто бил, за что били? Ответа нет. Обслуживающий персонал молчит. «Варягов» не любят. Своих не выдадут, с ними жить. Директор с компанией валят на ревизора. Но если бы ревизор начал драку, то пострадавшим оказался бы он. Не тянет ревизор на Шварцнегера. У девицы этой, Котковой еще надо взять показания. Если бы лейтенант Иващенко знал, на что отважился, он бы вызвал девушку повесткой. Серпентарий красивых, но от этого еще более опасных созданий божьих. Оплели, опутали. Вместо показаний он приобрел еще одно заявление если не о попытке изнасилования, то об оскорблении девичьей чести и насильственных действий в отношении заявительницы. Но причина драки обрела обоснование. Разбираться в этом деле у следователя совсем пропало настроение. Кроме неприятностей ничего не приобретешь. Угодишь начальству и «варягам», опустишься в глазах жителей ниже плинтуса. Начальство назавтра забудет об указанной услуге. «Варяги», на то и «варяги» – нынче здесь завтра там. Подполковник, когда он доложил ему о ходе расследования, полчаса орал в трубку, потом посочувствовал ему, его молодости и неопытности и пообещал, после обеда, приехать лично.
До обеда Михаил Александрович в основном составил отчет о командировке, в которой отразил слабые места и упущения в мерах и способах экономии материалов, энергоресурсов, выдал свои рекомендации для руководства комбината. Остались вопросы решаемые уровнем выше. В отделе кадров личных дел ни директора, ни присных с ним не было. Принимались они на работу в головном офисе, вся информация об их образовании и предыдущей деятельности хранилась там. Даже зарплата их была для работников комбината тайной за семью печатями. Чем бы не был занят Михаил Александрович, он все время подсознательно ждал. Ждал – откроется дверь и она войдет в кабинет, ждал, что за этим поворотом полутемного коридора встретит её. Ждал её звонка. Зайти к ней в бухгалтерию он боялся. Боялся слов, которые хотел, но не мог ей сказать. Боялся не её, боялся себя.
Перед обедом его нашел Алексей. Весь комбинат весело обсуждал вчерашнюю потасовку. Кто-то успел выкинуть в Интернет фотографии. Вот; Мархотин на полу, испуганное лицо удирающего директора, Лиза в залитой красным футболке рядом с опрокинутым столиком, она же и Михаил, заботливо осматривающий её, Михаил с рассеченной губой, искаженным от гнева лицом в сутолоке драки, лица, кулаки.
– Ну, ты, герой. Покажись. У-у-у. А наговорили.
– Да, мне по морде всего один раз прилетело и то вначале.
– Зато ты, говорят, Мархотину башку проломил.
– Еще один. Мне тут лейтенант мокруху шил, теперь ты. Мархотин сам, еще до драки дверь лбом протаранил, а я только погладил.
Вернувшись к фотографии, где Мархотин растянулся на полу, а Михаил застыл