с оной. Не зря из первых потомков вардалов остались только я, брат и один из Калраксов – большинство выжгло себя ещё на этапе первой попытки контроля.
– Малышка, принимай пассажира! – Радостно скалился Харон, заводя в кабинет седовласого старичка.
Здоровяк единственный не одаривал меня кислой миной, зная об увольнении, и целый день скалился, пытаясь поднять мне настроение.
Я благодарно ему улыбнулась и начала заполнять шапку бланка. Подопечный почему-то улыбался, оправляя свой ватник, и мечтательно смотрел в потолок. Пролистав базу, узнала, что дедуле семьдесят лет, и кроме убийства жены никаких других преступлений не совершал. Но мужичок выглядел вполне себе миролюбивым, я бы на такого в жизни не подумала, поэтому спросила:
– Рассказывайте, Владислав Микулович, за что жену табуреткой огрели?
– Да всю жизнь кровь из меня пила, – усмехнулся он. – Я ведь рано свою первую жену схоронил, и дочка у меня осталась без мамки. Ну я и женился на Клаве, она у нас в столовой на заводе поваром работала. Поначалу оно ж как, дочка, мирно жили, Стешу мою она хорошо воспитывала, а чем дальше, тем всё хуже становилось. Вечно всем недовольна была, всё ей не нравилось – то квартира маленькая, то машина старая, то платье для дочери слишком дорогое купил. Я-то терпел, жена ж всё-таки, все прихоти выполнял, а потом…
И тут на его лице не осталось и тени улыбки. Дедуля как-то весь поник, и совсем тихо продолжил:
– Стешенька совсем плохая стала, к нам перестала заходить, на работе у неё проблемы начались, а Клава всё коршуном над ней вилась. Я думал, заботиться, переживает… Да какой там! С подружкой её решил поговорить, выяснить, в чём дело, раз сама не сознаётся. Так та мне и выдала за все года разом, что Клава моя дочке жить не давала. Когда я в командировках был, оборудование новое принимал, она дочку лупила, хотя при мне и пальцем не трогала, а когда та выросла, выучилась, да и съехала, то… Клава её с женихом рассорила, а ей всё пыталась внушить, что Стеша какая-то не такая, что никому она не нужна и обязана к нам переехать, и по дому помогать. Мол, вырастила она её, так пусть та теперь отплачивает.
Мне его так жаль стало, что захотелось подойти и обнять, но по долгу службы осталась сидеть на месте, лишь участливо налила Владиславу Микуловичу воды.
– Я из неё всю душу вытряс, но не созналась, гадина! – Распалялся он. – А потом что-то в ней перемкнуло, и Клава как гаркнет, мол, теперь точно Стешу со свету сживёт… Я и огрел её первым, что под руку попалось. Но, дочка, ни о чём не жалею! Зато Стеша теперь заживёт по-человечески!
Я глянула в базу, а та гласила, что преступление совершено двое суток назад, а сам Микулович откинулся от сердечного приступа. Видимо, не выдержал.
– Так, я ж её в зале суда видел, – задумчиво сказал он. – Клава тоже у вас, да?
Я вбила данные, а те выдали, что Клавдия Василькова в отделе Сонкса.
– Нет. У нас два основных отдела – убийства и раздумья. Все, кто сами руку приложили, попадают ко мне, в отдел убийств, а кто