ловек ли я? В неконтролируемом безумии я стараюсь не растерять остатки своей человечности, если, конечно, ещё есть что терять. Столь удручающие мысли – плод моего сознания или всё-таки плод манипуляций человека, которого я когда-то любила? Когда-то любила… Ещё одна ложь, в которую я убеждаю себя поверить. Я продолжаю любить его каждый проклятый день своего существования. День за днём, час за часом. Страдания по нему уже давно стали привычной частью дня. Подобно галлюцинирующему больному шизофренией, который давно уже смирился не только со своей участью безумца, но и с кровожадными чудовищами за спиной.
Некоторым шизофреникам вследствие лечения не удаётся избавиться от галлюцинаций. Кто-то уходит в неистовое безумие, подтверждая все стереотипы о шизофрениках. Неспособный отделить реальность от обмана, поддаётся слабости, подчиняется голосам, веруя своим глазам и ушам, находит в галлюцинациях союзника или противника. Как следствие, начинает войну. Войну с противником, которого никто не видит, или войну с невидимым союзником против всех. Тем же счастливчикам, что удаётся осознать реальность, остаётся только примириться со всеми демонами. Они точно знают, что демоны есть везде. Здоровые люди не ведают, но те, кого называют больными, знают гораздо больше. Всё ещё оставаясь просто человеком, они видят демонов человеческого существования и видят тех демонов, что создаёт болезнь. Такие люди знают, что никому нельзя доверять, в том числе и себе. Люди врут, чувства врут, глаза и уши тоже в сговоре с остальными. Научившись отделять зёрна от плевел, становится понятно, что нет здоровых людей. Те, кого не изуродовала генетика или другие люди, уродуют себя сами. В моменты осознания ты примиряешься со всем. Чудовище за спиной уже не такое страшное, ты уже знаешь, что оно нереально. А люди реальны, человеческие пороки реальны, здоровые люди сами создавали чудовищ за своими спинами. Поэтому ты просто продолжаешь пить своё кофе так, будто всё нормально, так, будто ты здоровый нормальный человек.
Улыбаясь, встречаясь с друзьями и притворяясь, что я радуюсь своим успехам, так, будто есть чему радоваться, я чувствую себя большим лжецом. Эта ложь делает меня человеком недостойным, если вообще позволяет оставаться человеком, в самых важных глазах, что пристально смотрят на меня. В своих собственных.
Принять себя именно такой, какой я являюсь, кажется абсолютно не тем, что возможно. Я бы хотела быть идеальной. Но безысходность моего существования в том, что я крайне поздно осознала абсолютную невозможность достижения хоть какого-нибудь, ничтожно малого процента от этого самого идеала. Идеала, который, между прочим, я выдумала для себя сама. Жить с выдуманным идеалом оказалось недостаточно, поэтому я сама себя поставила на место жестокого неподкупного судьи и, конечно, я сама была на месте обвиняемого. Я могла обмануть других, но совершенно точно знала, что не смогу скрыть тайны от самой себя.
Создав множество личностей внутри, в основном они все играли роли в суде, я совсем забыла о маленькой девочке внутри. Хотя, конечно, внутри, в душе своей я так и осталась маленькой девочкой с внешностью фарфоровой куклы, которая очень хочет быть понятой, услышанной, увиденной – да хоть что-нибудь. Ребёнком, все действия которого подвергаются критике. Сейчас я понимаю, что эта критика – результат ревности матери в сочетании с попыткой реализовать несбывшиеся мечты и желания за счёт жизни маленького ребёнка. Ребёнок оказался в темноте.
Моментами безопасности для ребёнка стала похвала незнакомых людей. Девочка не подвергалась критике, когда создательница кичилась своим величайшим творением. Фарфоровая кукла не только взяла всё самое лучшее от создателей – всё лучшее, конечно, было только от создателя женского пола: способность к точным наукам, конструирование новых вещей и внешность. Но фарфоровое создание обладало и теми навыками, о которых владелица только мечтала. Кукла прекрасно играла на фортепиано, писала музыку, рисовала, пела в хоре, говорила на нескольких языках и даже танцевала, при этом оставаясь прилежной ученицей. Однако характер у куклы был неудобный. Воспитывать её приходилось постоянно. Кукле не нравилась музыка, ей нравилось рисовать. Но так как её владелица не умела рисовать совсем, ей уже было достаточно того, что есть – имеющийся уровень уже вызывал восхищение, а дальнейшее развитие не позволило бы добавить монетку в копилку собственных достижений создательницы. Поэтому ежедневные занятия музыкой преследовали её, она ненавидела скрипичный ключ, крещендо, альтерацию, впрочем, и любой другой музыкальный термин. Ненавидела лестницу в музыкальную школу и четвёртую дверь слева. Однако поначалу девочке очень нравились занятия музыкой. Главным образом ей нравилось нравиться своей создательнице. Послушная кукла была не просто лучшей в своём классе, она была ещё и самой младшей в школе, что значительно поднимало её уникальность в глазах социума. И, конечно, поднимало значимость её владельца. Благодаря связям двери музыкальной школы для девочки открылись на два года раньше положенного. Она очень хотела осчастливить своего создателя, который регулярно жаловался на то, что ей-то не удалось посвятить себя музыке, но так хотелось, и поэтому желалось, чтобы хотя бы одно из её творений стало музыкантом или танцором.
Успехи были поразительными, но вскоре стали слишком стабильными.