голов товарищей.
– Завтра покажешь нам следы Большого-И-Старого, Светозар, – объявил он.
Тот замер на мгновение, неспешно вытер о меховик жирные пальцы.
– Нв бд хчшь нвлчь?
– Новую беду хочешь навлечь? – тихо перевёл Огонёк.
Все как по приказу перестали жевать, уставились на вождя и Светозара.
– Завтра покажешь следы, – упрямо повторил вождь.
Загонщики ждали ответа Светозара. Он был зятем Отца Огневика. Ему одному позволено было спорить с вождём. Даже Пламяслав, старейший в общине, не смел этого делать.
Светозар принял вызов. Полосы шрамов на левой щеке побелели.
– Чрз тб нпсть пршл.
– Через тебя напасть пришла, – перевёл Огонёк. И продолжил, повторяя за родителем: – Все беды – через тебя. Дожди пали и луга замёрзли – через тебя. Коровы молоко потеряли – через тебя. Никак ты не уймёшься. С Отцом Огневиком, тестем моим, враждуешь. Потому и покинул нас Огонь. Теперь ещё это… в мёртвое место нас тащишь. Мало тебе грехов? Хочешь всех погубить?
Вождь побагровел, задрал густую сивую бороду, выкатил глаза. Хотел ответить что-то, но сын, Сполох, опередил его.
– Вы, Павлуцкие, вечно ноете. Хочется вам – идите в общину. А мы, Артамоновы, пойдём за Большим-И-Старым, земля мне в зубы.
Светозар грозно заворочался, засопел, раздумывал, оскорбляться ему или нет. Вождь, опережая его, повернулся к Пламяславу, спросил недобрым голосом:
– Помнишь, ты рассказывал нам о загонщике, который ослушался вождя?
Тот закивал важно, опустил веки и заговорил, поглаживая бороду:
– Помню времена, когда пищей нам служили тюлени, а вождём был Суровый Тепляк. Славное то было время. Великое время! Всяк знал своё место, и все были как пальцы на одной руке. Потом озеро оскудело, превратилось в ледяную пустошь, и мы ушли к Большим Камням. Нас вёл Пар – сын однорукого Искромёта. А Отцом тогда был Сиян. Мы прошли через Гиблую лощину, обогнули Медвежьи поля, а потом миновали обширное мёртвое место. Ах, натерпелись мы страху! И голод, голод!.. Ни в жизнь вам не испытать такого голода. Когда выходили, было нас пять раз по пять пятков, а к Тёмному ущелью дошла едва половина. А потом, в великую тишь, когда вождём был ещё один Пар, отец Пепла – лучшего из всех загонщиков – а зрящим был всё тот же Сиян, и мы кочевали до самой безбрежной воды на западе, и жилось нам тогда привольно и сыто… что за времена! Многих, многих я помню, многие общины повидал, пока был следопытом. Но куда бы ни пришёл, кого бы ни встретил, везде и всюду загонщики ходили под вождями, и не было такого, чтоб общинник ставил себя над вождём. Так-то.
Он умолк, сложил узловатые ладони на животе и, выпятив челюсть, важно обозрел сидящих. А потом вдруг брякнул ни с того, ни с сего:
– Вас, сопляков, учить и учить. Чтоб роздыху не знали. Возить мордами по дерьму. Намаетесь – будете впредь умнее. Меня-то, думаете, меньше гоняли? Суровый Тепляк спуску не давал…
Все молчали, озадаченные его словами, а вождь подытожил:
– Община