не хочу, чтобы Патрик привязывался к ней или к кому-либо из этих людей. Они помогли нам, приютили, заботятся о нас, я всем им за это очень благодарна, просто если мы начнём привыкать к ним, то расстаться будет очень тяжело, а когда-нибудь это произойдёт. Конечно, меня пугает то, что нам сказали, что вернуться невозможно, но я всё равно верю и буду верить, что это реально, мы возвратимся домой, хоть я понятия не имею как.
– Патрик! – зову я его. – Ложись спать, наговоритесь завтра.
– Есть командир! – усмехается Патрик и подносит ладонь к виску как солдат. После они с Луни прощаются неловкими улыбками, смущенными взглядами, взмахом рук и расходятся. Патрик несколько раз оборачивается, чтобы посмотреть вслед Луни. Чувствую, что на меня кто-то смотрит, ищу глазами. Это Кейн. Он внизу, стоит неподалёку от того места, где только что был Патрик. Я пожимаю плечами, киваю и беззвучно говорю: «Что?». Кейн слегка улыбается и уходит, перед этим тяжело вздохнув. Не понимаю, что он хотел этим сказать?
Целую Рида, он желает мне приятных снов, проводя ласково рукой по щеке. Мне нравится, когда он так делает. Но почему-то когда я уже лежу в кровати, думаю не о нём, а о Йене, этой Маришке и остальных всадниках. Ещё чуть-чуть и чувствую, я тут с ума сойду. Событий слишком много, прошло лишь два дня, а у меня уже голова забита, ненавижу перемены, и адреналин в моей крови зашкаливает. Я человек спокойный, не люблю экстрим, для меня фильм ужасов, это уже невероятный выброс адреналина, которого мне, наверное, на полгода хватает, а тут всё меняется, всюду опасности, странные люди, кровожадные животные.
Нужно поспать, только во сне я могу ненадолго забыться и уйти от пугающей меня реальности.
***
Проснулась я не в лучшем настроении. Такое иногда бывает, хотя сейчас действительно причина веская, мне всю ночь снились какие-то монстры, всадники, тела погибших пассажиров. Теперь у меня огромные синие круги под глазами, волосы торчком, ещё больше, чем вчера, точнее безобразнее, чем вчера, но честно сказать, сейчас они меня волнуют меньше всего. Я хочу спать, есть, душ и кофе. Много кофе, много шоколада, и слышать не пение птичек, шум ветра, воды, а шум возни, работы в любимой редакции. Обожаю стук клавиш компьютера или старых печатных машинок, за которыми создавали свои шедевры Эрнест Хемингуэй, Уильям Берроуз, Агата Кристи, Марк Твен и другие. У меня есть одна такая, папа купил в антикварной лавке.
Умываюсь, чищу зубы и одеваюсь на автомате. Плетусь по мосту. Пройдя половину понимаю, что начинаю привыкать к высоте и больше не хватаюсь намертво за перила из каната.
– Марша! – зовёт меня Ларкин. Я оборачиваюсь, она спешит ко мне. – Ой, вижу ты не в духе. – Смеётся она надо мной.
– Всю ночь мне не пойми что снилось. – Бурчу я. Присматриваюсь, что-то изменилось. Ларкин вздыхает.
– Да, Марша, внимательностью ты не отличалась никогда. Я подстриглась, сделала чёлку.
Чёлка, точно, ну конечно – чёлка!
– Тебе очень идёт, правда. – Я говорю искренне. У Ларкин длинной до пояса тёмные волосы заплетены в два колоска, и теперь густая прямая чёлка,