я сегодня думала об октябре.
– Неужели? И что же вы думали? – Джеймс отставляет пустой бокал и, взяв меня под руку, выводит к танцующим. – Вы подарите мне танец, Дарина?
– Не уверена, что я так уж хорошо вальсирую, но мне будет бесконечно приятно танцевать с вами.
Мы медленно двигаемся под музыку: раз, два, три, пауза и снова, раз, два, три. Даже не нужно задумываться, что делать и куда шагать, Джеймс ведет так уверенно, но одновременно тактично, что я могу полностью расслабиться. Звучит немного пугающе, но мне кажется, что я вся в каком-то магическом поле, которое излучает этот удивительный человек. И отчасти именно он направляет сейчас мое тело. Нет, даже как будто он задает движение, а я подчиняюсь ему, как листок на волнах.
– Я думала, что мы привыкли считать октябрь месяцем уюта и гармонии. Это, конечно, так, но ведь также это месяц, открывающий двери во тьму. И закрывающий тоже. Я чувствую в этом какую-то невозможную мощь, какую-то огромную силу. И ведь при таком могуществе, он остается месяцев теплых пледов, какао и осенних костров. Вам не кажется, что в этом есть что-то чарующее?
– Вы очень тонко чувствуете. И прекрасно вальсируете, зачем вы на себя наговаривали?
– Только в ваших руках, Джеймс.
Кажется, мы сблизились даже несколько больше, чем это приличествует по этикету. Но мне это нравится. Новые странные и неизведанные чувства захлестывают меня. Всего один взгляд на декольте, и я вспыхиваю, как сухая трава. Оно мне и так кажется слишком открытым, такое чувство, будто я голая! Но вообще я чувствую, что внутри, где-то внизу живота, разгорается пламя. Пугающее, странное, новое и такое приятное. Великий свет, никогда еще в жизни мне не было так хорошо. Да, мне доводилось танцевать с приятелями, и обниматься по-дружески и даже пережить пару целомудренных поцелуев, но это все не шло ни в какое сравнение.
То ли от вальса, то ли от ощущений, но у меня кружится голова и я сама сильнее обнимаю Джеймса. Пока не просыпается острое, почти болезненное желание. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. О боги! Поцеловал, обнял, забрал к себе и вообще делал все то, что делают с леди в романах, которые прячут под подушкой. Как стыдно, а вдруг он поймет? У меня же на лбу, наверное, все написано.
– Джеймс, – дрогнувшим голосом прошу я, – вы не против чуть освежиться. Кажется, я… Мне… Да, мне немного жарко.
– Конечно. Вы предпочитаете прогуляться по летнему саду или выйти на балкон? Говорят, на террасе есть чудесные крытые беседки, увитые поздними розами.
– Да-да, беседка будет отлично.
Прохладный воздух после жаркой залы кажется ледяным, и Джеймс набрасывает мне на плечи свой сюртук. Конечно, высокий забор защищает от ветра, но октябрь, да еще и вечером, может быть по-зимнему холодным.
– Если вы замерзли, можем вернуться.
– Давайте все-таки посмотрим, вдруг в беседках теплее? Если вам холодно, давайте я верну сюртук?
– Ради возможности побыть с вами наедине, я готов немного померзнуть.
Не нахожусь, что ответить на такую откровенность, только уже знакомое