про себя Леха. Новенький продолжал сидеть, напряженно уставившись в одну точку.
– Ты бы с Пяткой не садился больше. Он же помойка, а кто помойка, тот воняет, кто воняет, тот у параши спит, а кто у параши спит, тот зашкваренный, – хрипло рассмеялся Леха. – Ты в первый раз в спец-интернат попал? – Леха выждав, чтобы получить ответ, принял молчание за согласие. – Ты же теперь в коллективе жить будешь, нужно правила знать: вот, я за тебя щекотнулся сегодня со Свином, а потом ты за меня кого-то щекотнешь, потому что если один будешь ты просто пропадешь здесь… – он спокойно разъяснял внутреннюю иерархию, царившую среди воспитанников спец-интерната, полностью скопированную с зэковских понятий. После того, как он рассказал все, что знает, повисла тишина.
– У меня тоже папка маму убил. Зарезал ее в кровати и сбежал. Я утром проснулся пошел маму будить, а она не просыпается. Я тогда совсем малой был, не понимал, что она умерла. Сейчас бы понял, а тогда… У нее глаза были полуоткрыты и не моргала она, ну кто же из живых так спит? Вот я дурак, да? – грустно усмехнулся Леха.
Новенький все еще не реагировал.
– Я знал, что надо сначала взрослым позвонить, а потом уже они сами в милицию, но почему-то все номера забыл. Бабушкин, тетин… Я их наизусть помнил, а в тот момент забыл… И до сих пор не могу вспомнить. Наверное, испугался. Мне же тогда всего шесть было. Сейчас бы я не испугался, – Леха провел по стриженной голове рукой. – У нас на телефоне были наклеены номера скорой, милиции и пожарников. Мама клеила. И вот я и позвонил пожарникам. Говорю мама не просыпается, а они мальчик не шути так и трубку бросили. Вот я тупой да? Почему именно пожарникам? Наверное, думал, что скорая приезжает к больным, а милиция только если кого-то ограбят, а пожарники они же котят с деревьев снимают, поэтому думал, наверное, что и маму разбудят.
– Я тоже сначала подумал, что мама спит, – осипшим от долгого молчания голосом сказал новенький.
– Это правда, что ты свою тетку зарезать пытался? – спросил Леха, потому что Гена опять замолчал.
Гена ничего не ответил. Про женщину, которую он видел в день убийства матери он попытался рассказать тете, но она отвела его к врачу в самую настоящую психушку, сказав, что это были глюки от нервного потрясения. Врач в психушке задавал странные вопросы, а все, кого они встретили в той больнице вели себя чудно: один мальчик слизывал пыль, другой рассказывал о каком-то самолете и перечислял его детали, а одна девочка даже начала суетливо стягивать с себя одежду, как только ее мама отвернулась для разговора с женщиной в регистратуре.
Но Гена знал, что это были не глюки, потому что эта женщина приходила потом еще много раз. Вернее, она просто выглядела, как женщина, но точно ею не была, как и не была человеком. Гена не мог понять, что она такое, но с каждым разом боялся ее все больше и больше. Обычно она появлялась в гостиной тетиной квартиры, в которой он спал на раскладном диване и начинала неразборчиво нашептывать ему всякие слова. Вначале казалось, что она его жалеет, но потом предложения