к двери.
– Олег, не уходи! Прошу тебя! Олег! Останься, Олег! Вернись!
Дверь распахнулась, но я ничего не увидел. Лишь бездну, которую заполняла чернота. Абсолютная пустота. Начало начал. Она манила, притягивала, обещала избавление от боли. И я решительно шагнул туда, в тьму безмолвия.
Глава 6. Благодетель
Эва Райкова
– Эва, Эва.
Неестественно низкий голос, как будто звукооператор замедлил запись в несколько раз, повторял моё имя. Я не могла ни узнать, кто говорил, ни увидеть его. Перед глазами стояла пугающая стена тьмы. Но потом звук стал повышаться, а тьма сереть, из-под неё проступили очертания просторного помещения. С высоким потолком, который поддерживала квадратные колонны из гранита. Старинная очень редкая и дорогая мебель. Массивный, огромный как крейсер, стол из морёного дуба – только очень богатые люди могли позволить себе это драгоценное дерево. Хотя выглядело оно так мрачно, словно памятник на могиле и даже изысканный резной узор не могли улучшить положение.
Пол из ценнейшего каррарского мрамора. Настоящего, бело-розового цвета, что входило в дикий диссонанс с мебелью, и придавало этому месту вид провинциального музея. Из того же мрачного черно-коричневого дуба стеллажи с книгами, бумажными книгами, которые уже давно стали антиквариатом. Фолианты с золотым, потускневшим от времени, тиснением на обложке, производившим неизгладимое впечатление чего-то роскошного, но бесполезного.
И за столом в кресле с высокой спинкой – толстый коротышка в старомодном пиджаке.
– Эва, как я рад тебя видеть. Какая ты красотка. Тебе очень идёт это блузка. Очень.
На розовом, как у младенца, лице с мелкими чертами, расплылась похотливая улыбка. А близко посаженные глазки шарили по мне, особенно цепляясь за самое выступающее место на моем теле, которое всегда привлекало внимание мужчин до такой степени, что они редко запоминали моё лицо.
– Благодарю, Анатолий Георгиевич, – сказала я сухо. – Вы звали меня?
– Я всегда рад тебя видеть, дорогая. Красивая женщина только своим существованием украшает жизнь. Освещает путь любого мужчины.
Я пропустила все комплименты, которым грош цена, мимо ушей. Анатолий Георгиевич Осетров, редактор издания, в котором я работаю уже пять лет, сиял, как начищенный медный грош, что затмевал даже солнечный свет, яростно бивший из широких во всю стену окон. Но радость эта явно была не из-за моего прихода.
– Хотел показать мою новую книгу, – протянул толстый кирпич, пахнущий остро и пряно настоящей кожей. – Прямо из студии. Они там постарались соответствовать.
Очередная поделка нашего писаки. Своих собственных мыслей Осетров не имел, зато обладал потрясающим талантом компиляции чужих. Его никто не смел обвинить в плагиате, он умело маскировал чужие мысли под свои. В этом он был мастер.
Томик раскрылся и тут же с лёгким гудением включился встроенный голопроектор, демонстрирующий экранизацию текста, как всегда бесплодного и мертворождённого. Но вежливо просмотрев