туман, казался зловещим и неестественным. Его охватило отчаяние.
Звуки нарастали, наполняя туман зловещим присутствием. Юрий сжал блокнот, как последнюю надежду, чувствуя, как страницы под пальцами чуть подрагивают – то ли от его напряжения, то ли от чего-то иного. Он потянулся к топору, сжимая рукоять до побелевших костяшек, и застыл, вслушиваясь.
Дыхание. Хриплое, прерывистое, с влажными нотками, как будто воздух проходил через разорванное горло. И ещё… огонёк.
Тусклый, мерцающий, он колыхался в тумане, словно подвешенный в пустоте. Юрий вгляделся – и холодок пробежал по позвоночнику. Огонёк двигался. Нет… он манил.
Существо не спешило выходить из укрытия, но оно было рядом. Слишком рядом.
Глава 3. Голоса
Юрий застыл, сжимая рукоять топора до онемения пальцев. Шорохи в тумане больше не казались случайными – в них появилась зловещая согласованность, будто невидимые шаги двигались в такт. Они становились всё ближе, и с каждым новым звуком воздух будто дрожал, пропитываясь напряжением. Теперь это было не просто движение – это был ритм, в котором таилась угроза
Он шагнул назад, пока спина не уперлась в холодный металл дверцы машины. Ему нужно было решить, действовать. Ждать, пока эти голоса сведут его с ума? Бежать наугад в молочную пелену тумана? В последний раз, когда он поддался искушению и шагнул в эту зыбкую неизвестность, всё закончилось внезапной болью и всепоглощающей темнотой. Воспоминания вспыхнули болью в израненном теле, и он невольно поёжился.
Юрий снова взглянул на блокнот. Страницы были пусты.
Он замешкался, пересиливая внезапное ощущение нереальности. А было ли там что-то раньше? Он точно читал. Или ему показалось?
Он медленно провёл пальцами по бумаге, но та была гладкой, холодной, без единого следа чернил. Может, это туман играет с его восприятием? Или…
Кожа на кончиках пальцев вдруг заныла лёгким покалыванием. Будто под поверхностью страниц что-то шевельнулось.
Едва заметные буквы начали проступать, словно проступая из самой бумаги, медленно, неохотно. Как изображение, проявляющееся на старой фотографии.
«Не иди. Слушай».
Он замер, напряжение сковало мышцы. Шёпот в тумане стал отчётливым – кто-то незримый был уже совсем рядом.
– Юрий…
Он вздрогнул, словно от удара. Этот голос… он казался до боли знакомым, но воспоминание ускользало, как дым.
– Юрий… ты меня слышишь?
Ему почудилось – или в зыбкой темноте, среди клубящегося тумана, на миг мелькнула высокая, сутулая фигура? Чуть уловимый силуэт замер, будто наблюдая, и тут же растаял, оставив после себя лишь дрожь в воздухе.
– Кто здесь? – выдавил он, голос прозвучал хрипло и неуверенно, теряясь в густой пелене.
Ответа не последовало, но шёпот не прекращался, став навязчивым и липким, как паутина. Голоса смешивались, перебивали друг друга, создавая мучительную, почти физическую какофонию.
«Осторожнее…»
«Они видят тебя…»
«Тебе не уйти…»
Юрий стиснул