легко повернулся. Через минуту замок вместе с ключом упал в вонючую жижу, собравшуюся в небольшой бороздке, выдолбленной Софией давным-давно, когда она еще надеялась убежать, сделав подкоп. За что была наказана. Ей вырвали ногти на руках. Невыносимую жуткую боль невозможно было забыть, и она больше не повторяла своей ошибки.
Дверца со скрипом открылась, и в глаза ударил солнечный свет. София выползла наружу и встала, на трясущиеся от слабости ноги. В первые минуты было странно и непривычно не сидеть, скрючившись в три погибели.
Оглядевшись по сторонам, она вздрогнула. Ей показалось, что на пожухлой траве холма напротив сарая, под которым была ее тюрьма, сидит еще более толстая черная крыса, чем та, которую она спугнула в подвале.
Страх оказался напрасным. Сощурив, отвыкшие от дневного света, глаза, она разглядела, что перед ней выкусывает блох на пушистом животике обыкновенный черный кот.
Девочка с трудом залезла на холм и огляделась. Вокруг были запущенные поля и пастбища, окруженные старой поломанной изгородью. В строгом порядке, над высокой травой возвышались полуразвалившиеся маленькие домики, когда-то бывшие пчелиными ульями. А прямо у ее ног начиналась заросшая дорога, ведущая через поле к лесу.
Неожиданно по телу пошли мурашки. Стало зябко и страшно. Это уже было! Она выбиралась наружу. Это был уже третий раз. Первые два раза какие-то невидимые цепи удерживали ее, не давая покинуть это страшное место. И она обреченно возвращалась обратно на грязные и скользкие прогнившие доски, чтобы смотреть на свет только через щели маленькой дверцы.
Нет! Нет! Она больше не вернется. Она посмотрела на стертые веревкой запястья рук и поняла, что не может вспомнить, когда и как она развязала тугие узлы: «Не важно. Это не важно. Надо бежать. Я больше сюда не вернусь.» Но не могла сдвинуться с места. Ноги налились свинцом. Появилось чувство, что лучше сдаться, остаться здесь. Это легче, чем бежать. Опять пришли в голову предательские мысли. Она обернулась посмотреть на старый сарай…»
И проснулась.
Открыв глаза, София долго лежала в постели и смотрела в потолок. Майка была мокрой от пота.
Так она просыпалась по нескольку раз в месяц, уже много лет. Иногда даже приходилось вставать ночью, чтобы поменять майку или ночную рубашку. После чего снова приходил сон, а вместе с ним и сновидения. Хорошие и плохие, черно-белые и цветные, страшные и прекрасные – они снились каждую ночь. Слишком яркие, живые и настоящие, чтобы их можно было просто забыть и не вспоминать. Иногда было трудно разобраться, где заканчивается сон и начинается реальность.
Сон с темницей был особенным. Он снился регулярно.
С тех самых пор, как одним летним днем еле живую девочку на лесной дороге подобрал цыганский табор. Тогда ей было восемь лет, и она была похожа на узницу концлагеря, изголодавшуюся, измученную и изувеченную.
А еще через пару месяцев полиция забрала ее у цыган и вернула