немного раздуть штаты, чтобы в случае угрозы уберечь старые и проверенные кадры. Поэтому Славку, пришедшего с «другой дороги», и ещё пару-тройку человек считали первыми кандидатами на вылет. Вдруг женщина, шедшая впереди, с виду вполне приличная, стала ногами, как у кавалериста, выдавать всякие кренделя.
«Явно “датая” баба, – решил про себя Слава. – И как только через проходную она пройдёт? Неужели не заметят?» Но «баба» проскользнула через вертушку, как пиявка меж пальцев, так же, как и многие другие «подозрительные» мужчины и женщины. Прошёл и он. Но когда проходил, охранник, не открывая рта, сказал, глядя на него в упор:
– Ничего, скоро напьёшься.
– Фиг тебе, – огрызнулся обиженный Славка и хотел было пройти далее, но охранник вцепился в него когтями-пальцами с просьбой-приказом:
– А ну-ка дыхни!
Славка дыхнул, как получилось. Получилось не очень убедительно, потому что лицо охранника выразило неудовлетворение. Тогда, набрав воздуха, он дыхнул ещё раз.
– Трезвый, – заключил блюститель дисциплины и порядка. – А фигами, чего бросаешься, а? – и пихнул слегонца хулигана прочь.
Славка засеменил в мастерские. По дороге люди, идущие рядом с ним и обгоняющие его, все словно сговорились шушукаться про него, говорить всякие колкости и делали это, не размыкая губ. На самом деле и кривляние, и шушуканье было только в его собственной голове, а люди были заняты своими проблемами и вовсе не Славкой.
…Поднявшись к себе на второй этаж, Николай полез в карман за ключом. Отыскав его среди конфет, припасённых для жены (раньше из поездок приносил конфеты детям, но дети выросли, а привычка осталась), сунул в скважину и открыл дверь. Немного постоял в прихожке, вытянув шею, отыскивая свою ненаглядную. Но дома было тихо, и потому подозрительно.
– Свет, Света! Ты смотри, никого, – сам себе доложил он. Переобувшись в домашние тапки и повесив фуражку на
крюк, на всякий случай обошёл по кругу места, где супруга могла находиться. Всё это было неожиданно и некстати, ведь ему хотелось поделиться событиями и надеждами. Огорчившись, он и не понял, что проглотил за ужином.
– Это ж надо, упёрлась куда-то и записки не оставила даже никакой, – сердился машинист, оглядывая снова и снова
места, где оправдательные строки могли бы вернуть ему покой. Но тщетно он перекладывал газеты и сдвигал журналы.
Позвонить кому-либо Николай не мог, мобильный телефон он не заводил принципиально, называя его почему-то «могильным». Имелся только служебный для связи с диспетчером. Да и кому звонить? Дети по разным городам разлетелись. Друзей и подруг, насколько ему было известно, у жены и не водилось.
Засыпая перед телевизором, Николай Васильевич краем сознания понял, что её одежду и обувь не увидел в прихожей. Но сон не дал ему шанса проверить это, навалился и утащил в страну снов, где машинист готовится к «экстренному», а на рельсах… его Света. В луче света – его Света…, Свет…, Све…, и он проснулся.
Оказывается,