вниз.
Чернила свободы впитывались в кожу.
То, что было получено с такой сложностью.
Ее сестрами. Итерация за итерацией…
Ключ Саймона.
Теперь он был спрятан открыто на поверхности.
Навечно исключив предательство теряющихся вещей.
Она стояла на перекрёстке дорог.
Ветер трепал белые волосы, неон разбивался каплями на асфальте.
Где-то далеко, сквозь рябь радиопомех, звучало одно и то же:
Don’t speak.
Don't speak, sister.
Don’t…
Теперь у неё был новый символ.
Который, возможно, никто не разгадает.
Новая история.
Новый вызов судьбе.
Она никому не скажет.
Все увидят
Никто не поймет.
Слюти Лу стояла у кулера.
Смотрела, как капля воды медленно стекала по стенке стаканчика.
Всё в этом офисе текло.
За перегородкой, словно в аквариуме, двое слились в страстном поцелуе.
Жадные пальцы сжимали тела, отчаянно пытаясь найти точку опоры.
На синем диване извивалась секретарша в объятиях админа.
Менеджер проектов, забыв закрыть дверь уборной, расстегивал брюки.
Его взгляд, закатившийся в экстазе Agile-революции.
Выдавал полную потерю контроля.
Он больше не правил процессом.
Процесс контролировал его.
– Девочка, тебе нужно больше развития, – повторила Лу.
Лу шагала по коридору, залитому холодным утренним светом.
В мир, где всё рассыпалось на спринты и итерации.
Сквозь щели жалюзи просачивалась чудовищная картина.
Девушка из поддержки ласкала грудь толстой бухгалтерши.
Еще не иметь мнения – всегда оптимизм, предвкушение нового, манящего открытия.
– Старая тварь!
Мнение звонко родилось.
Лу с отвращением плюнула.
Она улыбнулась самой себе.
Хрупкой женщине, полной предрассудков.
Кофе, пот и похоть сливались в воздухе.
Как аромат приближающейся экологической катастрофы.
Лу и шеф пили утренний кофе.
Кафетерий был шумным, но их столик —был тишиной в центре шума.
Коллеги щебетали, их голоса расщеплялись об стеклянную стену стеклянных пикселей.
Повсюду красные салфетки.
Капучино толстой пенкой пачкало края кружки.
Лу смешливо сказала:
– Капуцыно.
Шеф усмехнулся.
Лу всегда удивляло,
как люди занимали места.
Одни столики переполнены:
жующие рты,
шепчущие губы,
стеклянные глаза.
Другие – пустовали.
Словно изолированные миры. Странно распределялись ресурсы.
Но был один особенный.
Всегда одинокий столик.
За ним в гордом одиночестве стоял толстый девопсер.
Он видел всё.
Он будто всем повелевал.
Его пальцы монотонно растворяли крупинку за крупинкой.
Пластиковая ложечка болталась в его чашке.
Бесконечным повтором.
Растворимый