отношение к Фрейду, которого она называла «решившим, что он стоял со свечкой»» и «венским шарлатаном». Последний эпитет, как известно, принадлежал Владимиру Набокову. И это, прежде всего, из-за обиды за Льюиса Кэрролла, сказки которого Алиса открыла для себя уже взрослой. Она соглашалась с тем, что Кэрролл написал свои сказки как ученый для ученых, которые до сих пор находят в них материал для научных размышлений и интерпретаций.
Но, по мнению Алисы, некоторые психоаналитики совершенно некорректно акцентировали внимание на таких моментах, как падение в кроличью нору, или ситуации, когда героиня хватается за карандаш, который держит Белый Кролик, и начинает писать за него. А в многочисленных упоминаниях о пище в сказке Кэрролла «об Алисе» даже разглядели признаки «оральной агрессии» автора, то есть его одержимости мыслями о еде и питье.
Столкнувшись с такой интерпретацией, Алиса очень удивилась. Когда первый раз внимательно прочитала сказку, она ощутила светлое, доброе чувство, некий привкус детства. Тем более что мамина надпись в книге была слепком с последней фразы из «Алисы в Стране чудес»[3].
Никаких психоаналитических мыслей о карандаше, норе, тем более «оральной агрессии» у нее не возникло. Более того, читая про Белого Кролика, она сразу же вспоминала маму, их вечерние разговоры под одеялом. И сразу же возникало чувство защищенности, беспечности, теплоты…
Что же касается Фрейда, то Алиса не считала его ни невротиком, чьими неврозами озабочен весь мир, ни гениальным ученым, открывшим истину. Для Алисы изобретатель психоанализа был, прежде всего, мистификатором и авантюристом, безумно желавшим славы и денег. Эта мысль возникла у нее при изучении его биографии.
…Мальчик, родившийся в бедной проблемной семье, обратился к медицине по необходимости, под давлением отца. Сложные личные отношения, как с друзьями-мужчинами, так и с женским полом… Постоянная экономия, профессиональные неудачи. И, наконец, словно выход из положения, золотая жила – психоанализ, в котором он заговорил о том, о чем не принято было тогда говорить, – о сексуальности. В итоге его, конечно же, услышали: кто с негодованием, а кто и с удовольствием… Что еще нужно для пиара человеку, чей авантюризм смёл все нравственные тормоза!
Так думала Алиса. Ее, например, бесконечно возмущали интерпретации Фрейдом биографий великих людей, таких как Леонардо да Винчи и Достоевского. Так, например, Достоевского он обвинял в склонности к отцеубийству и вообще в сделке с совестью, которую Фрейд называет «характерной русской чертою»![4]
Велик был соблазн после прочтения всего этого все-таки обвинить самого Фрейда в агрессивном неврозе. Однако Алису смущали «милые» отступления Фрейда, в которых он соглашается, что его научные выводы имеют право на существование лишь с «пристрастной точки зрения определенного мировоззрения»[5].
Почему же Фрейд тогда так оскорбителен в своих выводах? Видимо, потому, что известнейших людей,