экземпляры, – Мэри смерила взглядом платье, потом меня. – Не то. Не оно.
– Что? – пальцы словно обожгло, и я поспешно отдернула руку от шелковистой ткани.
– Оно, бесспорно, прекрасно, но не для тебя, – Мэри лукаво улыбнулась. – А вот то, багряное, – она кивнула мне за спину, словно указывая на скрытое сокровище, – на тебе смотрелось бы просто восхитительно.
Я обернулась и увидела коротенький сарафан цвета бордо, висящий на тонких, почти невесомых бретельках. В тканях я не сильна, но, кажется, это был податливый стрейч, обнимающий фигуру, как вторая кожа.
– Ну уж нет, – скривилась я. – И так вечно тонем в красном из-за формы для чирлидинга, не готова я еще и в обычной жизни в него облачаться.
– Этот цвет тебе к лицу, – Мэри пожала плечами. И мы побрели дальше, продолжая эту пытку для моих измученных ног и расшатанных нервов.
Ближе к ужину я, наконец, добралась до дома. Родители хлопотали на кухне, их голоса сплетались в негромкий спор. Обычно я не обращала внимания на их разговоры, но стоило прозвучать моему имени, как слух обострялся, ловя каждое слово.
– Это ее последний год, Рой. Не дави на нее, она сама решит, куда поступать, – шептала мама, тщательно промывая овощи под струей воды.
– Почему ты решила, что я давлю? Я лишь хочу, чтобы она была уверена в своем выборе, – отец потянулся за ингредиентами для салата. – Политолог? Кто вообще сейчас идет в политологи? – возмущенно пробормотал он.
Подслушав обрывки их разговора, который, казалось, проще было воссоздать в нормальном голосе, чем в этом навязчивом «шепоте теней», я поняла, что мистер Картер, словно старый граммофон, заезженной пластинкой бормочет одно и то же, а миссис Картер, подобно терпеливому садовнику, безуспешно пытается выполоть сорняки из его речи. Без особого энтузиазма, я продолжила сортировать стол.
В тот самый миг, когда запах ужина уже готов был окутать нас, словно теплый кокон, мой телефон взорвался коротким сообщением, разбудив во мне интерес с ледяным ужасом. Аппетит испарился, оставив лишь привкус пепла на языке.
«Тебе стоило взять то красное платье».
Физкультура забрала из нас последние силы, и тренер, словно пастух, погнал обессиленное стадо в душевые кабинки.
В каждой школе, будь то прозаичная муниципальная или холеная частная, неизменно произрастает свой сорняк травли. Наша не была исключением из этого печального правила. Сама я, может, и не участвовала в жестоких играх, но свидетелем становилась не раз и не два.
С Риком мы позволяли себе колкости в адрес некоторых личностей, стараясь, правда, не переходить грань. В одиночестве же я предпочитала маску холодного спокойствия, даже некоторой надменности. Надо мной не смеялись – я умела чуять недоброе и наносила удар первой.
«Кто владеет информацией, тот владеет миром», – всплывала в памяти фраза, когда я выуживала нужные сведения, чтобы в случае чего обратить их против обидчика. И, если быть совсем честной, напрямую я почти никогда не нападала, предпочитая действовать чужими руками.
Как