носом:
– Нет, все ужасно.
– Расскажи мне, милая… Тебя кто-то ударил?
Я легонько отстранилась:
– Нет. Мам, клянусь, никто меня не ударял. Это несчастный случай. Говорю же, не справилась с управлением. Друг учил меня кататься.
– Друг? Что за друг такой?
Сердце пропустило удар:
– В любом случае ты больше о нем не услышишь.
– Он обидел тебя? – мама пыталась собрать картину воедино.
– Да… Нет, – я опустила взгляд. – Не обидел. Я злюсь, вот и всё. Он спас меня. И не раз. Он был таким, таким заботливым. Рядом с ним я чувствовала себя иначе, – всхлипнула. – Пожалуйста, давай не будем об этом.
– Хорошо. Не будем, не сейчас, – она вглядывалась в мое лицо, – не представляешь, как ты меня напугала. Я уже не знала, что и делать. Дочка, прошу тебя, если у тебя что-то происходит, не прячься от меня, не закрывайся, слышишь? Я люблю тебя, Лисса. И хочу знать, что с тобой происходит. И хотя, в последнее время мы мало разговариваем, я ужасно переживаю за свою малышку. Пожалуйста, ничего от меня не скрывай, – мама смахивала безостановочно льющие слезы.
– Не буду. Я тоже люблю тебя. Сильно – сильно, – мои губы растянулись в улыбке.
Мама кивнула:
– И я. Очень, – ее глаза загорелись, – У меня идея! Давай что-нибудь вместе приготовим и посмотрим сериал, отвлечемся? Что думаешь?
– Здорово. Но… может не сейчас? Я бы хотела…
– Поняла, конечно, – с этими словами мама поднялась со стула. Остановившись в дверях, добавила: – Отдыхай. Думаю, на неделе тебе стоит остаться дома.
Как только мама скрылась в коридоре, улыбка сошла с моего лица. Я отправила в рот ложку греческого йогурта. "Фу, гадость какая. Как раньше я могла неделями этим питаться? Никогда больше не буду сидеть на диетах. Уж эту привычку, с радостью, оставлю в прошлом".
После разговора с мамой, я почувствовала себя только хуже. Не могу ей рассказать. Не могу и не хочу. Ничего не хочу. Ни чувствовать, ни жить. Губы предательски затряслись. Вбежав в комнату, я закрыла дверь на замок и съехала по ней вниз.
Снова слезы. Их невозможно остановить. Они душат. Сердце бешено колотится, виски пульсируют, лицо горит. Хочется закричать, но я закусываю рукав водолазки и беззвучно всхлипываю. Вытирая мокрые дорожки на щеках вторым рукавом, закатываю глаза, чтобы остановить поток воды, но новые дорожки появляются снова на месте старых.
Ненавижу себя. За несдержанность. За то, что не послушала Марка. "Не надо было лезть. Но, черт… даже, если бы я зря обвинила Никиту, разве я заслужила такую реакцию? Нет, он неадекватен. Боже, как же страшно. А, вдруг, он теперь от меня не отстанет? Узнает, где я живу и будет поджидать под дверью. А когда выйду, снова нападет, но в этот раз уже не остановится. Потому что помочь мне больше некому. Тот, кто мог помочь – ушёл. Бросил меня. Как и мой отец.
А, может, оно и к лучшему? Может и правда лучше умереть? Не хочу я так жить. Не хочу жить вообще. Я не заслуживаю жизни. Я всем причиняю боль. Подругам, отталкия их. Маме. Просто тем, что существую. Тем, как существую. Постоянно заставляю её нервничать. Рине. Я не смогла спасти её, хотя чувствовала