Алмас Тоимбек

Крик последней истины


Скачать книгу

к мы не слышим ультразвук и инфразвук, мы не видим крайние световые спектры.

      Цвет, который мы воспринимаем, – это сигнал, поступающий на сетчатку глаза, откуда по нервному импульсу он передается в мозг. Первое свечение мы начинаем воспринимать еще в утробе матери, и его интенсивность многократно усиливается после рождения. Однако это еще не то зрение, что четко различает контуры и глубину – это умение придет с практикой. Пока что мозг лишь адаптируется к этим обильным электрическим сигналам от глазного нерва и учится их анализировать. К этому стоит добавить огромный объем информационных потоков от запахов, звуков, осязания и других чувств, которые также требуют распознавания и анализа, так что процесс обучения происходит на множестве уровней одновременно, требуя отделения одного вида восприятия от другого.

      Я слушал ее внимательно, но на этом месте невольно вспомнил об эпизоде из своей прошлой, можно сказать, жизни. Приехав в город, где жили мои родители, первое время я ночевал у них дома, чтобы восполнить дефицит общения, накопившегося за несколько лет. Стоит отметить, что в Казахстане есть традиция гостеприимства, когда гостю, особенно родственнику, обязательно накроют стол. И даже если у человека мало времени, уйти не выпив чаю будет признаком неуважения. А после долгой разлуки к приезду гостя готовятся весь день, чем занимаются преимущественно женщины, занятые приготовлением национальных блюд. Нередко это целое мероприятие, куда приглашают родных, чтобы за большим столом обменяться новостями, поднять бокалы вслед за произнесенными тостами каждым гостем начиная от старших к младшим. Приехавшего издалека принято приглашать к себе домой, и не редкость услышать предложение переночевать от родственников. Поэтому, в ответ на все эти энергозатраты, дурным тоном будет поесть и отдохнуть в первый день, чтобы затем не уделить вниманием в ответ. Особенно, если это родители.

      И вот, спустя время, я решил провести у себя дома хотя бы пару дней, побыть немного в одиночестве, чего иногда не хватает из-за сущих пустяков, таких как возможность свободно разговаривать по телефону, не думая о том, что тебя услышат, либо выспаться на следующий день в полнейшей тишине и пообедать в ресторане. Ближе к вечеру мать звонит и говорит: “Приходи, если еда там закончилась, мы здесь как раз вкусное готовим”. А я отвечаю, что эти дни квартира полностью свободна от гостей и семьи, что я может быть воспользуюсь этим и приглашу друга, которого тоже давно не видел. Но добавил, что если случится так, что мы все съедим, то поздно вечером я приду. Все эти детали я рассказывал, чтобы она не додумывала что-то иное. Например, что я своим уходом хочу отдохнуть от родителей, что они меня утомили или сделали что-то не так.

      И эти мысли о нежелании обидеть, о выборе деталей рассказа, максимально исключающих двоякое толкование – все это крутилось в голове во время этого самого телефонного разговора, словно ментальная битва за шахматную партию. И деталь о том, что вечером я, возможно, приду, была добавлена только из этих соображений. Чтобы еще раз показать, что я вполне могу прийти сегодня вечером, что нет во мне никакой обиды, из-за которой я вдруг решил сегодня не оставаться у них.

      Тем не менее, мама могла интерпретировать мои слова по-своему, решив, что я прихожу только ради еды, а не желания быть вместе. Или могла подумать, что мой акцент на еде – это скрытый упрек за то, что предыдущим утром на кухне не было ничего на завтрак. Это пример обратной стороны традиции гостеприимства: ожидание и даже требование ей следовать, а также опасение по поводу достаточности приложенных усилий. Вроде того, что гость может обидеться на пустой стакан чая, который хозяйка упустила из виду и вовремя не наполнила, либо разочарование во вкусе еды и температуре напитков. Разумеется, никаких требований даже к наличию еды я не имел, стараясь больше приносить в дом родителей, чем съедать в нем. Это люди старших поколений более ранимы этими нюансами, потому что воспринимают их более серьезно, чем молодые. Но ведь есть вероятность, что такая мысль могла быть ею допущена, а в таком случае страшно представить, какую обиду ты мог нанести подобными намеками. И не поймешь: как говорить, какие слова использовать. Очень сложно искать правильные слова, которые никого не обидят, которые будут поняты именно с тем смыслом, с которым ты их формировал.

      Это воспоминание отошло на второй план, когда мы вернулись к примеру, где рассматривали зрение, и я вновь сфокусировался на рассказе моей философствующей собеседницы.

      Как именно мозг воспримет от сетчатки свой первый в жизни электрический сигнал, скажем, зеленого цвета? Здесь и начинается самое интересное: сформированная связь нейронов мозга будет уникальна для каждого человека, как уникальна наша радужная оболочка глаза. А значит, гарантировано, что тот зеленый цвет, который вижу я, будет не тем зеленым цветом, что видит другой. В младенчестве мы не можем дать названия тому, что видим, потому что еще не научились мыслить. Когда-нибудь потом нам скажут, что это зеленый, и мы так и будем его называть. Но в нашем мозгу он будет представлен уникальной связью нейронов, реагирующих на длину световой волны.

      Можно даже пойти чуть дальше и допустить, что мое чувство созерцания зеленого цвета другой человек может воспринимать как прикосновение к ладони.