окружения – ничего. Попытался уменьшить яркость света – ничего. Паника накатывала волнами, каждая сильнее предыдущей. Это было похоже на падение в бесконечную темноту.
Ощущалось всё так, как будто у меня вырвали часть мозга,заживо. Боль, пустота, смятение и странное чувство горя – утраты чего-то ценного, что было с тобой. Я даже не думал, что НЭИ – это внешнее устройство, это часть меня.
Повезло, что при отключении нельзя отменить решение. Я бы сдался в первые минуты. Почему я не попробовал симуляцию жизни без НЭИ? Хорошие идеи всегда приходят последними.
***
– Это была ошибка, – я повторял эти слова каждое утро, просыпаясь в поту.
Руки дрожали, в голове пульсировала пустота. Я ненавидел своё тело – его тяжесть, неповоротливость, постоянные потребности. В моём доме тело было просто оболочкой, о которой можно было не думать. Теперь же каждое движение требовало усилий, каждый шаг напоминал о физических ограничениях. Даже простые действия вызывали отвращение – необходимость самому мыться, справлять нужду. Всё это казалось унизительным, недостойным человека.
Особенно мучительным было чувство голода. В симуляциях еда была развлечением, способом получить новые ощущения. Здесь же голод был тираном, заставляющим подчиняться примитивным инстинктам. Я злился на своё тело за эту слабость, за зависимость от физических потребностей.
– Как люди могут так жить? – думал я с отвращением, наблюдая, как Айзек ест, потеет, устаёт. – Неужели все в поселении не понимают, насколько это всё… животно?
***
Как только я отключился от нейроинтерфейса, оказалось, что я не помню алфавита. Даже не знал, на каком языке разговаривал, когда был к нему подключён. И предложения не мог связать с пареньком, который проведывал меня как врач, и чтобы мне не было так одиноко. Ему не было и десяти лет.
– Чай с мятой, – Айзек в первый же день поставил чай у кровати. – Поможет с тошнотой.
Остатки детского воспитания, хотели сказать «спасибо», но горло сжалось. Странно – в системе я знал всё, мог поддержать любую беседу. Теперь же простейшие слова застревали где-то между мыслью и голосом.
– М-м… – промычал я, чувствуя стыд за свою беспомощность.
– Ничего, – он поправил занавеску на окне. – Папа говорил, что вы не можете говорить. Я Айзек, если что понадобится, нажмите эту кнопку.
Я кивнул, благодарный за отсутствие расспросов.
Чай был невкусный. Понятно, что до идеально подобранного для меня НЭИ им не дотянуть, но всё равно можно было бы постараться лучше.
И конечно – я разбил эту чашку. Просто поставил её слишком близко к краю стола. В виртуальном мире не переживаешь за сохранность предметов – они восстанавливались за секунду, если надо. Здесь же… Осколки разлетелись по полу, остатки чая растеклись лужей.
– Так, спокойно, – Айзек уже был рядом с веником. – Первым делом – осколки. Только не вздумай ходить босиком!
Я стоял, парализованный простотой ситуации. На самом деле, если бы не реакция Айзека, я бы даже не понял, что