рдца оторвать, – вздохнула она. – Пусть висит."
Она помнила, когда они веселые и счастливые вернулись тогда из степи. Как хохоча и отбиваясь от поцелуев, она ставила цветы в вазу. Как муж деланно возмутился ("Ах так?! Ну тогда я – рисовать!"), небрежно бросил на стол синее покрывало и, пока она готовила обед, нарисовал ей желто-багряное счастье. Их счастье.
Муж – Николай Прохоров, пропал без вести в Отечественную почти 20 лет назад.
Зинаида перечитала строки, адресованные директору Оренбургского музея изобразительных искусств:
"Сергей Андреевич!1 Музей хотел приобрести акварель “Пушкин А.С. в Бердах”, этот вариант другой, чем гравюра. Я почему-то решила предложить сначала оренбургскому музею…"
– Да, так! – удовлетворенно кивнула она сама себе. – Столько осталось колиных работ! Нельзя, чтобы они пропали. Как Коля бы горевал! Да я сама себе не прощу, если пропадут. Музей в Оренбурге сможет все это сохранить. Тем более, что директором там Сергей Варламов, он Колю знал и уважал. И ценил его работы.
Зинаида откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Усталость тяжело придавила веки – годы, что поделаешь…
Несмотря на возраст и морщины, она до сих пор привлекала взгляды, но ее красота не относилась к правильности черт. Прямая осанка, высоко поднятый подбородок, внимательный взгляд, неспешность – в ней было достоинство и уважение к себе, к людям, ко всему миру. Зинаида до сих пор слегка подкрашивала губы и ресницы и укладывала волосы в причёску перед выходом на улицу. Потому что так надо. Она цепляла взгляд, даже если рядом шла хорошенькая моложавая подружка. "Интересная", – слышала она о себе.
– А Николая в детстве звали забавно, – вдруг подумалось ей. – Кока…
–-
1 Сергей Андреевич Варламов (1908-1971) –искусствовед, организатор и первый директор Оренбургского областного музея
1898 г. Переезд в Оренбург
Николаю 2 года
Дмитрий Прохорович вздохнул и оглядел дом.
Дом был светлым и просторным, для большой семьи, шесть окон по лицу да два этажа, в огромном дворе легко могла развернуться лошадь с телегой. Конечно, можно бы достроить, да и жить с братьями, здесь, в костромском Шалабино, но, видно, не судьба…
Ну да ничего. Старший брат, Александр, уже обзаведшийся семьей, будет только рад, что весь первый этаж ему достанется. А наверху потом Миша разместится, еще пара лет – и он тоже остепенится. Совсем взрослый уже. Достроят вдвоем, справятся.
Шесть больших кустов черемухи охраняли огород от заморозков и северного ветра со стороны озера. Так делали во всей деревне.
Дмитрий помнил, как с братьями и отцом заботливо прикапывал ещё небольшие кустики с тонюсенькими веточками. А сейчас – ишь, как разрослись. И дух от них по весне отменный, терпкий и густой, заливался в окна, пропитывая насквозь комнаты, закрепляясь в подушках, полотенцах, волосах жены и детей. Каждый раз, заходя в дом, ещё стоя в сенях, Дмитрий удивлялся этому черемуховому зною, к которому вроде и привык. Но каждый раз он обдавал его родным и знакомым прикосновением, обнимая и утешая.
Теперь все.
Тяжело стало с заработком. Двое детей, Параша и Кока, уже чуть окрепли, переезд выдержат. Пока дядька зовет, надо, надо ехать сейчас! Мастерские требуют рук, если остаться, то руки найдутся другие.
Слава богу, Пашка подрос, вдвоем оно сподручней будет.
Младший брат, Пашка, долговязый подросток с правильными чертами лица, уже сидел на тюках с вещами, нетерпеливо вертя головой. Он впервые покидал отчий дом. Ему было и страшно, и любопытно: что там, в Оренбурге?
Дмитрий тряхнул головой, отгоняя ненужные сомнения. Документы на руках, можно ехать. Теперь он не просто Митька, а Дмитрий Прохорович. Над фамилией думал недолго: "Пусть будет Прохоров". Он еще раз достал из-за пазухи паспорта, перепроверил их, поклонился провожавшим, подсадил жену на телегу и тронул вожжи.
Весна 1912 г., Оренбург
Николаю 16 лет, брату Ивану – 13, Илье – 7, сестре Кате -11
– Кока! Ну Ко-о-о-ка! – тоненько позвал Илюшка.
Илья, младший брат, сидел на полене рядом с мастерской и гонял прутиком по луже деревянную лодочку, вырезанную Николаем.
Работать по дереву Николай любил. Оно было живым и отзывалось на вдумчивую старательность его рук. Лодочка – это так, пустяки. Вот рама – это дело!
Николай сосредоточено счищал старую краску с деревянной рамы. Краска, неаккуратно нанесенная легкомысленным хозяином картины, забилась в резные завитки, сгладила кропотливую работу неизвестного мастера, превратив произведение искусства в заляпанного краской уродца. Во-от, сейчас поправим.
Дело знакомое лет с десяти, не сложное, но скучное. Привычным взглядом он отмечал изъяны: вот здесь надо будет восстановить, здесь трещину подлатать, и здесь еще…
Отец рядом молча грунтовал вывеску. Рядом валялись заготовки для рынка. Заказы шли ни