неделю. Слова Гонзага «замок объединяет нас» она приняла на свой счет, на несколько мгновений вознеслась над Луарой, узрела ее русло с высоты. Но это был взлет ракеты с места, с крыльями по струнке, вдоль тела. Сканировала взглядом панораму и тотчас вниз. Пора, пора обратно в Турград. Там проводит свои дни, часы, мгновения невероятный человек по имени Теодорик, достойный восхищения не менее замков. А нет такого человечка, и мир весь кажется чужим.
В Туре прошел дождь. Автобус въехал в город с севера и пересекал его по оси или же позвоночнику, то есть по проспекту Грамона. Проспект, казавшимся бесконечным туннелем в другое измерение или время, был пуст, убог и сер. Солнце, расточавшее свое сияние над Шамбором и Амбуазом, позабыло о Туре, о проспекте, о Теодорике. Вспышка видения высветила в глубине туннеля сердце, которое зычно билось: там центр вселенной и сердце это – Теодорика.
Гекатерина вбежала в номер, переоделась на скорости манекенщицы на показе новой коллекции нарядов, бросила в сумку книжки, лакомства, провела помадой по губам и выбежала из гостиницы.
Она шла по проспекту-туннелю второй раз в жизни, а казалось, что она здесь не одну пару башмаков износила, помнила все лавки, витрины, даже торты на них. Она поторапливалась; учитывая немногословность Теодорика, можно было успеть повидать его и попасть к ужину, входившему в пакет туруслуг.
Но нет, она не ошиблась, когда глядела в окно автобуса: место Теодорика сиротливо пустовало, будто оно разодухотворилось, утратило свой смысл и душу. Она растерялась, но потом вспомнила его адрес и облегченно вздохнула. Набрала адрес в навигаторе и через четверть часа катила в автобусе в сторону Южного парка. Там вышла, вдохнув полной грудью шелкового воздуха, и пошла по улочкам воистину райского уголка, где небольшие особняки утопали в зелени, в весеннем цветении и лишь изредка шуршали шинами машины и щебетали птицы. «Ах, – защемило у нее сердце, – живут себе люди, и никуда им не надо уезжать…» Воздух вздохнул симфонической музыкой; Гекатерина даже сбавила шаг: не чудиться ли ей это? Но звучание становилось громче, странно, почему воздух, издававший его, не переливался зарницами? Музыка эта была, как подводное течение, уносившее в другую реальность, в которой раскачивались водоросли, проплывали вуалехвосты под арками затонувших храмов, из песка торчала надбитая амфора. Из какого же окна она доносилось? Вливание этого завораживающего звукопотока жизни и красоты было, как переливание свежей, молодой крови, вызвавшее прилив радости и веры в неминуемое счастье; собственно, музыка эта уже сама по себе и была счастьем. Музыка медленно уплыла в тишину, так же, как и выплыла.
Гекатерина остановилась у одноподъездного дома в три этажа, указанного в адресе. На домофоне было девять кнопок. Найдя имя Теодорика, нажала кнопку и провалилась в пропасть паузы.
– Кто там?
Она сразу узнала голос, мягкий,