Человек. Яна Р Баканова

более открыто с ним, как со Вторым, что был меня гораздо старше. Я надеялся, что Второго не заберут в скором времени. Молился тому, кого предки андроидов называли богом многие сотни лет назад. 3001 называл это пустой молитвой, ведь верить в того, о ком никто не знает наверняка, не имеет смысла. В исторических книгах, что нам доверяли, всё звучало иначе. Вера – основа, даже во что-то несуществующее есть смысл верить прежде, чем отрицать. 3001 считал это бездоказательным и глупым. Ведь верит он в ложь или не верит, она такая, какая есть, и чаще откровенничать с ним никто не станет. Я видел в этом всём иной посыл. И говорил ему про стену, мы ведь не знаем наверняка, что за ней, но верим, что отчего-то там всё настоящее, не как здесь.

      И спорили мы обо всём. Особенно о старом, таком, которого никто из ныне существующих не видел. Я думал так. И никогда ведь мы не приходили к единому ответу. Наши дискуссии не имели никакого смысла, каждый оставался при своём и был этим доволен. Свои догадки о поверхностях за куполом я рассказывал Второму, он обычно отвечал лишь да/нет, и никогда не был полностью честен.

      3001 я называл Первым. Ему это льстило, явно льстило, иначе объяснения его резвой реакции, когда звучит его имя, я найти не могу. И я всё так же не решался познакомить его с 1402. Второй был моей тайной, моим знаменем, он был тем, кто знает, что снаружи, он видел и слышал, что там. Говорил он, правда, что за стену лучше не спешить. Таким, как мы, там делать нечего, пока нам там не рады, мы не готовы. Он и сам в какой-то степени не был готов.

      Оттого у меня складывалось впечатление, что за стенами может скрываться много плохого. Потому переживал: туда ли стремлюсь? И правда ли хочу знать цель нашего создания? Ведь в таком случае наш конец и впрямь мог стать предопределённым. Хорошо это или плохо я не мог понять. С одной стороны, мы и сейчас здесь ничего не решаем, это привычно, но так остаётся надежда, что мы способны что-то поменять. Сломать стены, увидеть, и прикоснуться к чему-то настоящему, что может оказаться и жестоким.

      Здесь, в оружейных комнатах, даже лазерные кинжалы не выглядели опасными, не вызывали чувства, что могут убить. Всё это я высказал Первому, смотря на купол, что лишь пару часов назад стал ночным. Он замялся, о чём-то подумал, вздохнул.

      – У меня только один страх, – сказал он. – А нет, два, – продолжил, – что я сам буду ненастоящим. Или, что купол окажется реальнее того, что за ним.

      – Думаешь, что это может случиться?

      Первый помотал головой.

      – Я этого боюсь.

      Я задумался о том, что могло бы быть, если бы мы вдруг узнали, что весь наш мир не существует? Завис в этом состоянии, но долго в нём не был. В слишком далёкие размышления можно зайти, если пребывать в таких темах слишком долго.