что-то внутри всё равно не отпускало.
Он встал и начал ходить по комнате, как лев в клетке.
В груди медленно нарастало чувство, с которым он не знал, что делать.
Вина? Нет. Он же ничего плохого не сделал.
Грусть? Тоже нет. Прошло слишком много времени, чтобы грустить.
Только голос где-то на дне сознания.
“Ты всегда есть.”
Слабый, тихий.
Но его нужно было заглушить.
Он вдруг резко развернулся, схватил письмо и сунул обратно в конверт.
Потом бросил его в ящик стола.
И закрыл.
Встал.
Взял куртку.
Вышел.
Отрезать себя от прошлого окончательно.
Здание бюрократического центра встретило его привычной стерильной тишиной. Очередь. Медленный, вязкий поток людей, которые тоже что-то хотели от этой системы.
Он подошёл к стойке.
– Чем могу помочь? – девушка с замученным взглядом даже не подняла головы.
– Я хочу сменить имя.
Она устало кивнула и достала бланк.
– Причина?
Милон сжал пальцы.
– Разрыв связей с семьёй. Полный.
Она посмотрела на него внимательнее, оценивая.
– Вам придётся доказать, что у вас на это есть веские причины. Документы о смене места жительства есть? Финансовая независимость? Вам известно, что процесс займёт минимум месяц?
Он кивнул.
– Я всё подготовил.
Это было не совсем правдой.
Но он подготовит.
Следующие дни прошли в постоянном беготне. Справки, заявления, новые счета, доказательства. В какой-то момент он чуть не сорвался. Где-то в глубине души голос совести твердил, что это неправильно.
“Ты всегда есть.”
Но когда он, наконец, снова сел за бюрократический стол, перед ним лежал готовый пакет документов.
Ручка в пальцах.
Имя.
Лоран Монтелл.
Подпись.
– Когда всё будет готово?
– Ожидайте минимум месяц.
Он кивнул.
Вышел на улицу.
“Ты всегда есть.”
Но теперь – нет.
Милон не привык.
Но он старался.
Он перевёз вещи в другую комнату, которая ничем не отличалась от старой: те же стены, та же кровать, те же жалюзи на окнах. Но ощущение было другим – будто он вырвал себя из прошлого, оставив там прежнюю версию себя.
Его новый телефон лежал на тумбочке, выключенный. Симку он сменил сразу, но ещё не мог заставить себя вставить её. В груди сидело странное чувство, как будто он совершил что-то преступное, даже если сам не мог сформулировать, что именно.
Когда в дверь постучали, он знал, кто это.
– Милон! – Серафим, конечно, не стал ждать ответа, просто вошёл. – Точнее, уже не Милон. А кто ты теперь?
Милон промолчал.
Серафим обвёл взглядом комнату, присвистнул.
– Ну ты и псих.
– Спасибо.
– Это был не комплимент, – Серафим рухнул в кресло. – Но, знаешь, даже у таких радикальных перемен есть плюсы.
– Например?
– Ты наконец-то избавился от той жуткой чашки с треснутой ручкой.
– Она