землю, тут же подпрыгивает от радости и мчит по подъездной дорожке кругами. Здесь можно хотя бы дышать полной грудью.
Забираю рюкзак дочери, склонившись к машине, придерживая свою сумочку, и получаю сильный шлепок по ягодице.
От испуга, от неожиданности прикусываю язык и подпрыгиваю, ударясь головой о дверной проем. Затем засовываю руку в карман сумочки. Вынимаю нож и раскрываю его.
Выпрямляюсь и, схватив за лацкан этого козла, приставляю острие к его толстой шкуре.
– Ты что, вообще охренел, ублюдок? Страх потерял, сволочь? – рычание сопровождает каждое мое слово.
Во мне никогда не было столько ярости как сейчас.
Я уставшая, загнанная в угол женщина. И я сейчас способна надавить на нож сильнее. Я хочу это сделать, чтобы начать избавляться от грязи и мерзости в своей жизни. Например, от похотливого прихвостня мужа, решившего, что ему все можно.
– Ты хоть представляешь, в чьем доме находишься? Что с тобой тут могу сделать я или мой брат? Скотина! Не понял, да, что ты на территории не моего мужа, а моей семьи? Ублюдок со смехом поднимает руки.
– Спокойно, я еще даже ничего не сделал.
Его слова звучат обещанием. И я запечатлеваю их в памяти, чтобы носить нож вообще повсюду. Теперь я не смогу даже спиной поворачиваться к этим скотам, по ошибке относящимся к мужскому полу.
Топот ног дочери заставляет меня тут же спрятать нож и перехватить рюкзак другой рукой.
– Мам, ты идешь?
Ее красивые глаза лучатся свободой и радостью, согревая мое окровавленное сердце.
– Конечно, милая, – губы растягиваются в улыбке для нее одной.
Она кивает и срывается снова к калитке. А я поднимаю взгляд на эту падаль и, скривив лицо, словно передо мной что-то мерзкое, ухожу.
Когда колеса со свистом прокручивают пыль за моей спиной, я выдыхаю. Теперь и мне можно расправить плечи.
Каждый следующий шаг становится легче предыдущего.
И нет, в этом доме я не дождусь поддержки или даже защиты. Но все же… воздух почище и дочь счастливее.
Оказавшись во дворе, дочь радостно бежит к двери с криком «Бабуля». Я вхожу за ней и сразу натыкаюсь в кухне на маму.
Она что-то нарезает, с улыбкой разговаривая с внучкой, а когда смотрит на меня, ее глаза спокойно проходятся по мне и останавливаются на лице. Я знаю, что там просвечиваются синяки, но тратить время на долгий маскирующий макияж не стала.
– Что с тобой? – ее тон ровный до зубного скрежета.
– А что со мной, мам?
Усмешка на моих губах усталая и злая.
Я мама… Она тоже мама. Так почему я чувствую себя преданной единственным близким человеком? Почему она не может быть такой, как я, готовой сражаться за свою дочь?
– Снова поссорились с мужем? – она тяжко вздыхает и машет головой.
Так забавно, что она называет избиения «ссорами». Ведь в ее понимании, это пустяк.
– А какая тебе разница, мама? Ты все равно не поддержишь и не поможешь, тогда зачем этот вопрос?
– Ну сколько можно, Альбина? Веди же ты себя наконец хорошо. Как настоящая