подуспокоился, глядя на морскую гладь; столетия назад здесь была окраина города, теперь же властвовал океан, вскормленный давно канувшими в Лету антарктическими льдами. Но вздохнуть с облегчением Кирилл смог только когда они припарковались возле какого-то заведения в индийском стиле.
Расположившись на веранде, с которой открывался вид на позолоченный клонящимся к закату Солнцем океан, они взяли по пиву "Король-рыбак", насчёт которого Бихари пояснил, что это самая главная марка в Индии, как в России "Жигули".
– Так что, мой дорогой русский брат, – проникновенно улыбаясь, завёл речь Бихари, а Кирилл, избегая глядеть ему в глаза, рассматривал красный шёлковый шнур, украшавший шею собеседника и ниспадавший на волосатую грудь, видневшуюся сквозь вольно расстёгнутый ворот рубашки. – Почему ты решил, что тебе не обойтись без помощи богини?
Кирилл объяснил, и чем дальше он говорил, тем серьёзнее становилось лицо Бихари, тем дальше улетучивалась улыбка с его лица.
– Да, – сказал он, когда Кирилл замолчал, и сделал большой глоток рыбацкого (или королевского) пива, – вижу, что и правда ситуация твоя нешуточная. Серьёзней некуда! Вот на что ты замахнулся! Впрочем, – индус пристально взглянул Кириллу прямо в глаза, и теперь тот не стал переключаться на шнур, встретил взгляд собеседника своим прямым взглядом, – я и сам такой.
Кирилл понимающе хмыкнул, внимательно глядя на Бихари в ожидании продолжения.
– Всего два слова, – тот выдержал драматическую паузу и, понизив голос, почти прошептал :– проблема Гольдбаха.
– О-о-о-о-о-о, – протянул в восхищении, но и сочувствуя, Кирилл. – Вот это ты даёшь.
Бихари развёл руками.
– А что тот грек, как его бишь там?
– Петрос Папахристос, – подсказал Бихари.
– Да, точно. Он, кажется, перед смертью, решил её?
– Думаю, что нет, – покачал головой Бихари. – Скорее всего, ему показалось. И знаешь, мой дорогой русский брат, я часто думаю об этой истории. Понял ли он свою ошибку перед смертью?
– Ты имеешь в виду, что…
– Да! Если он не понял, то умер, торжествуя. Это отличная смерть, одна из самых лучших возможных. Тогда в следующей жизни он родится в одном из высших миров. А если понял, то умер в отчаянии, беспредельном и бескрайном отчаянии полного и окончательного поражения – и это чудовищная смерть, которую никому не пожелаешь.
Они помолчали, прихлёбывая пиво, глядя на безбрежность океанских волн и вдыхая свежий солёный бриз.
– Но почему именно проблема Гольдбаха?
– Потому что она про числа и потому что она прекрасна. Любое нечётное число есть сумма двух простых чисел: каково! Числа – это исток математики, это то, с чего она началась. Помнишь, кто отец математики?
– Пифагор.
– Вот именно. Он, как никто иной, видел магию чисел, он знал, что числа это ключи к пониманию тонкой нематериальной структуры мира, той самой структуры, что является