много лет спустя я поняла: это был алкоголь.
Экзотический, импортный.
Алкоголь, который взрослые забыли убрать.
Потому что взрослые уже были «не здесь».
И это не было событием.
Это даже не заметили.
Никто не сказал: «О Боже, что ты пила?!»
Никто не пожалел.
Никто не объяснил.
И вот так – в три года —
я впервые попробовала то, что потом разрушало мне жизни.
Не потому что я выбрала.
А потому что никто не выбирал. Все просто плыли.
И да – я ненавижу кокос.
Даже запах.
До тошноты.
До дрожи.
До боли, которую я не могу назвать, но всегда узнаю.
Глава 3. “Какая красивая девочка”
Мне пять.
И к этому возрасту я уже умела многое.
Больше, чем должна была.
Я умела готовить – папа научил делать яичницу.
Умела бороться – брат показывал приёмы.
Умела петь – потому что я была единственным развлечением
на застольях.
Без кнопки “пауза”. Без возможности “выключить свет”.
Я помню маму – как еду.
Мама всегда пахла едой.
Пахла вкусно, сытно, как праздник. Но не улыбалась.
Она была строгой. Суетливой. Цельной, как горячий пар из
кастрюли: тронешь – обожжёт.
Я любила наблюдать, как она готовит.
Любила – молча.
Потому что нельзя было мешать.
Она не говорила это словами – говорили плечи, губы, дыхание.
По дому текла одна команда:
“Тихо.”
“Тихо, не мешай.”
“Тихо, отойди.”
“Тихо, иначе.”
И «иначе» я знала наизусть.
Иначе – подзатыльник. Резкое слово. Стена. Отказ в тепле.
Нежелание видеть тебя вообще.
Самое страшное – мамин день рождения.
Она начинала суетиться с самого утра.
Делала дом стерильным, стол – идеальным, себя – красивой.
Но под этой красотой была тревога. Гул. Предгрозье.
Я старалась помочь.
Я умела даже гладить – в пять лет.
Но всегда мешалась.
И всегда получала.
По рукам. По взгляду. По сердцу.
Я не любила мамин день рождения.
Потому что знала: я в нём – лишняя. Но обязана быть.
А потом приходили гости.
Мамины подруги, их мужья.
Много смеха. Салаты. И… маски.
Через час – они надевали их.
Те самые.
Глаза – вбок. Улыбка – пластиковая.
Запах – едкий. Пьяный. Детство, разбавленное спиртом.
На кухню было нельзя.
Но мне было интересно.
Я стояла за дверью и слушала, как взрослые превращаются в
чужих.
Внутри – страх. Но и странная привычка.
Потом наступал мой “выход”.
Когда нужно было спеть.
Или станцевать.
И я делала это. Как кукла. С заводной пружиной. Без выбора.
И вот тогда они начинали говорить:
“Какая красивая девочка…”
Сначала – вроде