стигать соответствующее Дао, тем ярче потенциал культиватора.
Но есть пути, что лежат в стороне от проторенных дорог, пути, что считаются либо даром Небес, столь редким, что граничит с легендой, либо проклятием, несущим лишь разрушение и боль. Таково врожденное сродство Чистого Огня – яростной, неистовой, первобытной стихии, которую невозможно укротить обычными методами. Те, кто рождается с таким корнем, обречены на изоляцию, страх и непонимание. Их внутренняя энергия сжигает их изнутри, угрожая поглотить разум и превратить в бездушное орудие разрушения.
Именно с таким проклятием в крови родился Вэй Фэн.
Его история не начинается с героических подвигов или благосклонности Небес. Она начинается с боли. С жгучей агонии, что пронизывала каждую клеточку его тела с самого рождения. С презрения в глазах тех, кто видел в нем лишь монстра. С отчаяния, когда традиционные методы культивации оказывались бессильны, лишь усиливая внутренний пожар.
Но в глубинах отчаяния, среди пепла надежд, иногда рождается нечто новое. Нечто, способное бросить вызов самой судьбе.
Существует легенда, полузабытая даже самыми древними мудрецами, о технике культивации, что не просто использует огонь, но *становится* им. О пути, где культиватор сам превращается в горнило, переплавляя свою плоть, кости, меридианы и даже душу в чистое, вечное пламя. Техника, известная как "Пламя Огня Бессмертия".
Это не просто набор упражнений; это трансформация. Это путь, вымощенный неимоверными страданиями, где каждое продвижение означает сгореть заживо и возродиться сильнее, чище, но также – всё дальше от того, кем ты был. Это постоянная битва не только с внешними врагами, завидующими твоей силе или боящимися твоей природы, но и с самим Пламенем внутри, что грозит поглотить твой разум и стереть твою личность. Это бесконечное испытание, что привлекает Небесные Кары невиданной ярости, ибо путь этот кажется самим Небесам неестественным.
Вэй Фэн найдет этот путь. Не из жажды власти, а из необходимости выжить. Не из желания стать героем, а из стремления понять и контролировать Пламя, что жжет его изнутри. Его восхождение будет мучительным. Его шаги будут оставлять за собой выжженную землю и пепел старых предубеждений.
Он стремится к Бессмертию, но цена его может оказаться выше, чем он может себе представить. Истинная природа "Пламени Огня Бессмертия" и цель его создания скрыты в глубинах веков, а путь к ним лежит через горнило боли и трансформации.
Сможет ли Вэй Фэн стать живым воплощением вечного пламени, или же он сгорит в нем, оставив после себя лишь легенду о яростном огне, что так и не достиг Бессмертия?
Путь начинается. Пламя разгорается.
Книга 1: Изгой и Искра
Глава 1: Корни Чистого Огня. Жизнь Вэй Фэна в деревне презрения.
Огонь. Он был всегда. Не ласковое тепло очага, не жар летнего солнца, а неутолимое, жгучее пламя, живущее под кожей Вэй Фэна. Оно пронизывало его меридианы, пульсировало в крови, тлело в самой сердцевине его существа с того момента, как он вдохнул первый воздух этого мира. Это было не просто ощущение; это была сущность. Его сущность.
В деревне под сенью Горы Десяти Тысяч Лет, где поколения жили в согласии с природой и постигали простейшие пути Ци для укрепления тела и продления жизни, духовный корень определял всё. Корень Земли даровал устойчивость, корень Воды – гибкость, корень Дерева – жизненную силу, корень Металла – остроту, корень Огня – пылкость. Каждый ребенок проходил испытание Духовным Камнем, и его цвет определял его путь.
Когда настала очередь Вэй Фэна, Духовный Камень, обычно светившийся мягким сиянием одного из пяти цветов, взорвался ослепительной вспышкой чистого, неистового алого пламени. Пламени, что обжигало даже на расстоянии. Старейшины, чьи лица обычно излучали мудрость и спокойствие, побледнели, их глаза расширились от ужаса. Камень треснул.
"Корень… Чистого Огня…" – прошептал самый древний из них, его голос дрожал. – "Проклятие Небес… Горе нам."
С того дня жизнь Вэй Фэна превратилась в существование изгоя. Ему было всего шесть лет, но он уже чувствовал тяжесть взглядов, полных страха и отвращения. Дети, с которыми он прежде играл, теперь убегали с криками при его приближении. Взрослые обходили его стороной, перешептываясь за спиной. Ему не позволяли приближаться к колодцу, опасаясь, что его огонь иссушит воду. Его избегали во время сбора урожая, боясь, что его прикосновение спалит зерно.
Его собственная семья, насколько она у него была (родители умерли вскоре после его рождения, оставив его на попечение далекой родственницы), тоже относилась к нему с нескрываемым страхом. Тетя кормила его, давала крышу над головой, но в ее глазах всегда плескался ужас. Его миска стояла отдельно, его циновка лежала в самом холодном углу хижины, словно они надеялись, что холод хоть немного усмирит его внутренний жар.
Каждый день был испытанием. Боль от горящей внутри Ци никогда не отступала полностью, усиливаясь при малейшем волнении или попытке сосредоточиться. Это была не та управляемая энергия, о которой говорили учителя, обучая детей основам