из себя что-то новое. Деревня отвергла его. Мир культиваторов, как он успел заметить, не был местом для слабых или тех, кто отличается. У него не было другого пути.
Вэй Фэн закрыл глаза. Он сосредоточился, отгоняя мысли о страхе и сомнениях. В его разуме всплыли фрагменты инструкции, полученные от алтаря. Первые шаги были об обретении контроля над уже существующей "Искрой", направлении этого хаотичного пламени по определенным путям внутри тела – не так, как учили в деревне, а согласно совершенно иной схеме, продиктованной древней техникой.
Он начал.
Сначала это было похоже на привычное жжение, лишь немного усилившееся. Вэй Фэн попытался направить энергию, как показывали инструкции. И тут боль обрушилась на него всей своей мощью.
Это было не жжение. Это было горение. Живое, пожирающее горение изнутри. Каждая клеточка его тела, каждый меридиан, каждая косточка, казалось, мгновенно воспламенились. Боль была настолько невыносимой, настолько острой и всеобъемлющей, что воздух вырвался из его легких с тихим хрипом.
Он стиснул зубы так сильно, что заскрежетали кости челюсти. Его тело выгнулось дугой. Казалось, его кожа вот-вот лопнет, выпуская наружу бушующее пламя. Это было в тысячу раз хуже, чем самая сильная агония, которую он испытывал прежде. Это было ощущение, будто его перемалывают в огненной ступе, превращая в пыль.
Меридианы, по которым должна была двигаться энергия, казались пересохшими руслами, которые мгновенно раскалялись добела, когда по ним пыталось пройти Пламя. Он чувствовал, как его плоть сжимается, словно под воздействием неимоверного жара. В его ушах стоял звон, перед глазами плясали красные пятна.
Инстинкт кричал: "Остановись! Ты умрешь! Сгоришь прямо здесь!" Его разум умолял прекратить эту пытку. Но воля, закаленная годами боли и одиночества, держалась из последних сил.
*Это путь*, – пронеслось в его воспаленном сознании. – *Это цена. Сжечь слабость. Сжечь примеси. Стать чище. Стать… огнем.*
Он уцепился за эту мысль, за обещание силы, за возможность превзойти свою участь изгоя. Он фокусировался на инструкциях, на образах, что видел у алтаря – безликая фигура в пламени, процесс перековки.
Боль не отступала. Она лишь меняла характер. Теперь она ощущалась как тысячи крошечных укусов, пронизывающих плоть, словно острые иглы, раскаленные докрасна. Затем она превратилась в тупую, но всеобъемлющую боль, будто кто-то сжимал его внутренности огненной клешней.
Пот, если бы он мог потеть, мгновенно испарился бы. Его кожа стала горячей на ощупь, испуская едва заметное мерцание. Волосы на руках слегка обуглились.
Он не знал, сколько прошло времени. Минуты казались часами, часы – вечностью. Каждый вдох был обжигающим, каждое биение сердца – ударом молота по раскаленному металлу. Он был на грани. На грани потери сознания, на грани полного сгорания.
Именно в этот момент, когда ему казалось, что он не выдержит и мгновения дольше, боль на мгновение отступила. Не исчезла полностью, но снизила свою интенсивность до уровня,