а победные реляции о «раскрытии вредительства» благодаря гибкости позвоночника лизоблюдов, которые всегда кожей чувствуют свой час, успели лечь на мраморный стол во дворце Геринга. Поздно, батенька, пить компот, когда он прокис.
Последнее замечание, кстати, относилось не столько к Ноблю, сколько ко мне. Я схватился за голову, не зная, что делать, чем сильно напугал приятно захмелевшего Гельмута.
Ах, Урсула, девочка, что же ты наделала?! Больше всего меня поразило то, откуда Урсула узнала, что у Мессершмитта руль высоты отказал именно потому, что в хвостовое оперение было подложено шило. Наверное, она всё-таки видела, как я его туда подложил.
В следующий миг я взял себя в руки. Гельмут ничего не должен знать о том, что шило – моих рук дело.
Мы дружно пожалели Урсулу. Я вторил Гельмуту, как второклассник учителю. Как она решилась на такое дело, зачем устроила диверсию?
Когда в бутылке не осталось ни капли, Гельмут вдруг, тяжко вздохнув, сообщил, что теперь Урсулу вряд ли когда-либо выпустят. Предварительная проверка сразу открыла мотивы её поступка.
Оказывается, девушка при поступлении на завод скрыла в анкете информацию о своём двоюродном брате. Карл Шиммель был коммунистом. Он два или три года сидел в концлагере за участие в антифашистских выступлениях.
Меня так властно схватило за горло уныние, что Гельмут решил прийти на помощь. Он возжелал, видите ли, меня развлечь.
Бродяга Гельмут повёл не куда-нибудь, а в тот самый секретный тоннель, который скрывался за той самой бронированной дверью.
– О, вам предстоит впечатляющая экскурсия, герр Валерий! Обещаю.
6
Тоннель, в самом деле, был довольно живописен. Как пояснил красный, как варёный рак, Гельмут, так на него почему-то из всех спиртных напитков действовал лишь один французский коньяк, пригородная подземная железнодорожная сеть фюрера была предельно простой и состояла из двух веток. Они соединялись как раз неподалеку от военного аэродрома в предместье Берлина, того самого аэродрома, над которым проходили демонстрационные полёты, в том числе с моим участием.
Один конец ветки вёл от аэродрома в депо, где стоял наготове бронепоезд фюрера. Именно по этой ветке мы с Гельмутом сейчас ехали на дрезине, но не в сторону депо, а в сторону аэродрома.
Мы, как туристы, любовались великолепными сводчатыми потолками. В тусклом свете лампочек они напоминали своды карстовых пещер, славящиеся своими сказочными рельефами.
Второй конец ветки сливался с берлинским метро и никто не знал, по какому маршруту она шла, поскольку дальше начиналась разветвлённая железнодорожная инфраструктура берлинского метрополитена. Гельмут сказал, что самым популярным у фюрера мог быть, конечно, маршрут в сторону рейхсканцелярии.
Дрезина была ручной. Мы довольно интенсивно работали железной ручкой, и постепенно развили приличную для такой колымаги скорость.
Вдруг