губами, словно подсчитывая в уме.
– Пятерых.
О’Нил раздраженно выдохнул через нос. Ну-ну, солдатик, зачем же так нервничать?
– У Александра Вульфа, о котором я говорю, – продолжил он тем особым тоном саркастического педантизма, на который рано или поздно скатывается любой англичанин, сидящий за письменным столом, – собственный дом на Лайалл-стрит, в Белгравии.
– Ах, на Лайалл-стрит, – забормотал я. – Ну конечно же. Тогда шестерых.
О’Нил стрельнул взглядом в Соломона, но поддержки не получил. Тогда он опять уставился на меня, лицо его исказила устрашающая ухмылка.
– Я еще раз спрашиваю вас, мистер Лэнг: что вам известно об этом человеке?
– У него собственный дом на Лайалл-стрит, в Белгравии. Это вам как-то поможет?
На этот раз О’Нил решил применить другую тактику. Он сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул, что, должно быть, означало следующее: под его пухлой оболочкой скрывается хорошо смазанная машина для убийств, так что еще одно мое слово в том же тоне – и он одним прыжком преодолеет разделяющее нас расстояние и вышибет из меня весь дух. Но зрелище получилось откровенно жалкое. Тогда О’Нил выдвинул ящик стола, извлек оттуда папку буйволовой кожи и принялся злобно листать ее содержимое.
– Где вы были вчера вечером, в половине одиннадцатого?
– Занимался виндсерфингом у берегов Кот-д’Ивуара, – быстро ответил я, даже не дав ему закончить фразу.
– Я задал вам серьезный вопрос, мистер Лэнг. И советую вам – настоятельно советую – дать мне такой же серьезный ответ.
– А я говорю, что это не вашего ума дело.
– Мое дело… – начал было он.
– Ваше дело – оборона! – Внезапно я перешел на крик, причем совершенно искренне. Краем глаза я успел отметить, что Соломон повернулся и с любопытством наблюдает за нами. – И зарплату вам платят именно за то, чтобы вы защищали мое право делать то, что мне вздумается, а на всякие дурацкие вопросы я отвечать не обязан. – Я немного сбавил обороты. – Что-нибудь еще?
О’Нил не ответил, так что я развернулся и зашагал к двери, бросив по пути:
– Пока, Давид.
Соломон тоже промолчал. Я уже поворачивал дверную ручку, когда О’Нил вдруг снова заговорил:
– Лэнг, вы должны знать: я могу сделать так, чтобы вас арестовали в ту же секунду, как вы покинете это здание.
Я обернулся:
– За что?
Мне вдруг все это перестало нравиться. И прежде всего потому, что О’Нил вдруг стал спокойным и расслабленным.
– Заговор с целью убийства.
В комнате внезапно стало очень тихо.
– Заговор?!
Н у, вы-то наверняка знаете, каково это, когда нормальный ход вещей вдруг сбивается. В обычном состоянии слова направляются мозгом к языку, и где-то на полпути вы улучаете мгновение, дабы убедиться: именно эти слова вы и заказывали, в аккуратненькой обертке с красивым бантиком. И лишь тогда разрешаете словам двигаться дальше, к кончику языка, а уже оттуда – вперед, на волю.
Но когда нормальный ход вещей вдруг