покладистая. Проблему составлял только антикварный, весь в деревянных резных рюшечках, секретер.
С ним даже краеугольные тени не желали связываться, поскольку именно его деревянная утроба хранила рукопись недавно законченного романа, который несколько раз уже переписывался и однажды чуть не был сожжён… в пылу, так сказать, страсти. По счастью огню тогда пообедать не удалось, потому что всё обошлось без лишних жизненных выкрутасов. Рукопись по-прежнему дожидалась своего часа то ли сожжения, то ли издания в лакированном брюхе своего деревянного хранителя, у которого был важный вид героя, который спас от огня не только рукопись, но и самого себя.
Пожилая яблоня, давно уже переставшая плодоносить, скреблась в окно, словно просясь обогреться в этот не по-летнему холодный вечер. И, казалось, что этот скрип когтями яблони по стеклу, в темноте сада, старался привлечь внимание хозяина дома, который вёл опасный разговор с огнём.
Никита сидел у камина и отрешённо бросал в огонь исписанные листы. По одному. Он, словно видавший виды классик, сжигал очередное, только что законченное произведение, поскольку многие из классиков когда-нибудь обязательно сжигали свои опусы. Какой же он, Никита, писатель, ежели не предаст огню рукопись? И уж тем более никогда не станет классиком, ежели не сожжёт какую ни на есть писанину, которую должен подарить огню вместе со своим потом и кровью….
От сожжённой бумаги по всей даче гулял сиротский дух разбитых мечтаний, пережитых юношеских надежд и неудовлетворённого тщеславия. Пахло горечью уходящего лета, а может, и всей его жизни?
Очередной листок с прыгающими по нему буквами, похожими на мелких чёрных блох, задержался в ладони Никиты. Другой рукой он машинально пригладил вечно растрёпанный хаер и поскрёб небольшую аккуратную бородку: это же его прошлое! Какое же оно всё-таки цепкое и не желающее освободить память от воспоминаний. Снова эти воспоминания заискрились в памяти, как вылезший из пепла Феникс. Всё же строки стоили того, чтобы их не приговаривать к сожжению, однако Никита уверенно бросил стихи вслед за уже превратившимся в пепел. Но из памяти их так легко не выбросить!
Сегодня ночью плавился асфальт
и заливались в рощах соловьи.
И током в миллионы киловатт
пронзило воздух с неба до земли.
Я задрожал, как баба на сносях,
как нищий, замерзающий в пургу.
А ночь к рассвету мчалась на рысях,
и как с любимым пряталась в стогу.
Кружа в спиралях наших мелодрам,
сорвав ромашку – быть или не быть? –
я за одну тебя, мой друг, отдам
всё то, что доводилось мне любить.
Сегодня ночью не расплавился асфальт,
и клещи фар крошили сноп теней.
А где-то в будущем неотвратимый альт
доигрывал Мелодию Огней.
Надо же! Это писалось когда-то совершенно