из светло-зеленого батиста с таким же матерчатым поясом. Довольно старое, оно требовало не только подгонки по фигуре, но и починки в нескольких местах. К счастью, оно было сшито с припуском. Дороти попросила Нину примерить платье и в нужных местах распустила швы, заколов булавками. Переделка оказалась удачной. В обновленном платье Нина выглядела просто замечательно. Зеленый цвет гармонировал с ее каштановыми волосами, лицом, обожженным деревенским солнцем, и такими же загорелыми руками. Конечно, красавицей назвать Нину было трудно. Если говорить честно, она была толстушкой. Однако Дороти испытывала что-то вроде материнской гордости, глядя на улыбающуюся девушку в ее преображенном платье.
В пятницу Дороти провела осмотр своего гардероба, решая, что́ завтра наденет. Для особых случаев у нее имелось три платья. Первое было красным, шерстяным, с длинным рукавом и больше годилось для зимы. Когда-то оно было ей в обтяжку, но теперь оказалось свободным. Родив Сидни, она за считаные недели очень похудела, а потом так и не сумела набрать вес. Красное платье, длиной чуть ниже колена, неплохо показывало ноги, и это ей нравилось. Особенно хорошо выйдет, если она наденет черные туфли на высоком каблуке. Ее ноги по-прежнему оставались красивыми.
Было у нее и узорчатое сине-зеленое хлопчатобумажное платье. Оно быстро мялось, но, самое главное, уже не соответствовало ее возрасту. Может, Эгги захочет его надеть. И наконец, третьим выходным платьем Дороти было летнее, из набивного ситца, с мелкими черными, белыми, розовыми и оранжевыми цветочками. Дороти очень любила это платье с его по-летнему короткими, пышными рукавами. В нем ей было удобно и приятно, как в одежде, к которой успел привыкнуть. Для июньского бала оно великолепно подходило. С ним можно надеть розовый кардиган и дополнить наряд коричневыми туфлями. Неброский и восхитительно подходящий наряд для почти сорокалетней женщины, бездетной и, скорее всего, вдовы.
Повязки с ее живота уже сняли. Кожа на лице была розовой, но краснота и воспаление исчезли. Боль почти прошла и ощущалась, только если дотронуться. Дороти припудрила место ожога, просто чтобы посмотреть, как это будет выглядеть завтра вечером. Вполне приемлемо. Она рассматривала платья, висевшие на дверце гардероба и разложенные на кровати. Все они нравились ей и сейчас, но если больше никогда не придется их надеть, она тоже не будет переживать. Ею владело безразличие: ужасное, полное безразличие, к которому она привыкла за прошедший год. Однако для завтрашнего торжества все-таки надо что-нибудь выбрать.
Три платья. Один бал. Одно решение. И всего один кавалер.
Насчет угощения Нина оказалась права. Раскладные армейские столы поражали обилием сэндвичей, мармелада, бисквитов, колбасок и даже пирожных. По углам зала стояли большие баки с кипятком. Желающие могли выпить некрепкого пива и сидра. На нескольких столах Дороти даже увидела бутылки с вином. Взяв чашку чая и маленький сэндвич, она села в углу. В зале непрерывно гремела музыка. Британские и польские летчики смеялись и танцевали с приглашенными. Свинг – кажется, так называлась эта музыка.