уж и далеко, громыхали пушки…
– По поступающим сообщениям, Рудольф постоянно общается с евреями. Рабби Лёв допущен ко двору и в присутствии короля обсуждает каббалу и эликсир жизни, – продолжил папский посланник.
– Не совсем католическое понятие, а? – обронил Матьяш, и его глаза заговорщически блеснули.
Епископ возмущенно фыркнул.
– Эликсир вечной жизни – наш Господь, Иисус Христос, Бог, посланный с небес, дабы спасти нас всех от вечного проклятия!
– Тем не менее как император Священной Римской империи Рудольф является охранителем и духовным авторитетом католической церкви.
Епископ моргнул.
– Жаль, – сказал Матьяш, рассматривая образ брата в одеждах алхимика. – Хотя сходство приличное, хорошо отчеканилось. Монета, несомненно, будет напоминать всем в Европе об этом алхимическом поиске.
Лицо Мельхиора стало вдруг красным, как турецкая паприка, которую венгры щедро добавляли в рагу. Он оглядел голую комнату, в которой не было никакой мебели, кроме потертого гобелена, нескольких грубо сколоченных стульев и соломенного тюфяка.
– Его должно остановить, – прошептал священник. – Суть вверенного мне конфиденциального послания заключается в том, что ежели вы как добрый католик смените Рудольфа на престоле – своевременно и подобающим образом, – то получите и папское благословение, и всемерную поддержку церкви.
– Это слова самого папы? – уточнил Матьяш.
– Они слетели с его святейших губ. Короля Рудольфа должно остановить. Терпеть его поведение более невозможно.
Младший брат короля снова улыбнулся и сжал серебряный талер указательным и большим пальцем.
– Я оставлю ее себе, – сказал он, опуская монету в карман. – Сохраню как напоминание об обещании и доброй воле его святейшества.
Епископ Клесл наклонился поближе к Матьяшу.
– Его святейшество верит в вас как в несгибаемого защитника католической веры. И считает, что вы уведете паству от губительного богохульства. Протестантов в Богемии развелось не меньше, чем червей в падали.
– Я окружил себя лютеранскими советниками, верными друзьями, практикующими эту достойную осуждения веру. Простит ли его святейшество этот грех? И смирится ли с тем, что в двадцать лет я занял сторону Вильгельма Оранского и Нидерландов?
Священник сложил руки на коленях.
– Он полагает это все ошибками молодости и верит, что вы, как и полагается Габсбургу, вернетесь к истинной вере.
– Тут есть некоторый риск, – заметил Матьяш. – Из всех Габсбургов я наименее католический.
Его собеседник вздохнул и, повернув руки ладонями вверх, раскрыл их перед императорским братом.
– Его святейшество верит, что вы принесете мир империи и остановите наступление османов, прежде чем те осадят Вену. А потом и поведете заблудших к истинной вере.
Матьяш поднялся и, пройдя к окну, посмотрел на сверкающие внизу воды Дуная. Вдалеке,