у нее были теплыми и влажными, и поцелуй вышел коротким и неожиданным для них обоих. Забыв обо всем на свете, девушка сделала шаг вперед, и в тот миг, когда тела их соприкоснулись, Маркета залпом выпила запах чистой кожи и волос Хорчицкого.
Из соседнего отделения донесся громкий голос Люси, и ее дочь моментально отпрыгнула назад и поправила платок. Щеки ее горели.
– Идем, слечна. – Мужчина осторожно тронул ее за плечо. – Проводи меня к бочке.
Пока Маркета вела пражского гостя к бочке, головы всех прочих купальщиков поворачивались ему вслед. Высокий, мускулистый, он шел с изяществом и гибкостью, выдававшими годы службы при пражском дворе. Никто не признал в нем бедного, нескладного мальчишку, выросшего в стенах монастыря иезуитов, находившегося лишь в четверти мили от бани.
В соответствии с обычаем, распространенным по всей Южной Богемии, посетители бани пани Пихлеровой не разделялись по признаку пола – мужчины и женщины сидели в деревянных бочках по соседству, группируясь по интересам. Пивовары часто предпочитали отмокать рядом с хозяином таверны, чтобы поговорить об эле и вообще о делах, лавочники жались к поставщикам, а зеленщики – к крестьянам, часами засиживавшимся в бочках после тяжелой работы в поле.
В этот день дочь цирюльника и элегантный молодой человек из Праги образовали собственную группу.
Маркета пододвинула к бочке табурет, чтобы Якоб мог подняться и самостоятельно спуститься в воду.
– А-а-а-а… – выдохнул он, закрывая глаза и по плечи погружаясь в горячую воду.
– Маркета!
Люси уже спешила к ним с озабоченным видом и ведром в руке.
– Как это ты так быстро справилась? – сердито проворчала она. – И что, вымыла нашего гостя? Ему было… приятно?
Девушка только начала шевелить губами, как на вопрос хозяйки ответил сам гость:
– Ваша дочь, пани, доставила мне огромное удовольствие. Обслужила даже лучше, чем банщицы в Праге. У нее руки богини. Ничто не принесет мне большего наслаждения, за исключением одной вещи: ужина в ее обществе. Принесите нам хлеба, сыра и эля – на двоих. Я хочу закончить наш с Маркетой разговор.
Уставившись на незнакомца с открытым ртом, Люси сначала только кивнула и лишь потом, придя в себя, сбивчиво добавила:
– Да, господин. И пирог. Я принесу вам пирог.
Маркета посмотрела на человека в бочке.
– Я не могу ужинать с вами, – прошептала она. – Я работаю. Мне надо работать.
– Я заплачу за то время, что вашей дочери не будет, – донеслось из бочки. – И заплачу хорошо, пани.
– Значит, хотите поговорить? – уточнила Люси, подбоченившись. – И только?
– У меня вода остывает. Принесите горячий камень. А потом – прохладительного для двоих, – попросил Хорчицкий.
Не зная, как быть и что делать, Маркета опустилась на табурет и прошлась взглядом по старым просмоленным бочкам, изрядно потрескавшимся снаружи за несколько десятилетий службы. Старое дерево пахло свежей лавандой и речной водой.
– Ты, наверное, знаешь Аннабеллу? –