вы обязательно пойдете на поправку, если не будете брыкаться. С переломом шеи это очень опасно.
И снова убралась куда-то с моих глаз.
А я подумал, что своими виражами наперегонки со смертью я все-таки сломал себе шею, причем не фигурально, а натурально.
– Может, не надо уже снотворного? Я и так проспал, наверное, несколько суток! – взмолился я.
– Предписано доктором, – строго заверили меня, не оставляя никакой альтернативы.
– По крайней мере, скажите мне: где я?
– В госпитале, – ответили мне лаконично, но совершенно неинформативно.
– Это я понял уже. А где находится госпиталь? – настаивал я на определенности.
– В Виго, – ответили мне. – Вы в госпитале Рамбама.
– Что такое Рамбам?
– Не что, а кто, – строго поправили меня. – Рамбам – это акроним от раббену Моше бен Маймон. Еще он известен в Европе, как Маймонид. Это знаменитый врач из Кордовы. Жил в двенадцатом веке. А госпиталь принадлежит сефардской общине города. У нас очень хорошие хирурги. Так что не беспокойтесь, все у вас будет хорошо.
Я не видел ее лица, так как медсестра стояла практически у меня за затылком, а я по-прежнему был привязан к кровати. Понял, что укола мне не избежать, но до него решил выяснить главное:
– Где мои девочки?
– Спят, наверное. Не беспокойтесь за них, они сюда каждый день ходят, справляются о вашем здоровье. Даже удивительно. Первый раз вижу, чтобы столько красавиц одновременно бегало за мужчиной, который внешне не представляет собой ничего особенного. Вы певец или актер?
– Философ, – ответил ехидно, а в душе ликуя от того, что меня девчата не бросили тут одного.
– Вы давно со Старой Земли? – поменяла медсестра тему.
– Две недели.
– Значит, ТАМ что-то серьезно переменилось с момента моего убытия, раз стало модно бегать за философами. Куда катится мир?
С этими словами она вколола мне очередную дозу, и я поплыл на волнах препарата, вторгающегося в мою кровь. Но настроение было очень хорошее.
Я отходил почти счастливым.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 10:04
Очнулся и некоторое время лежал тихо, не привлекая к себе внимания. Надо было обдумать ситуацию, в которой оказался. Хотя при таком «обилии» информации хрен что удумаешь, кроме химеры. Однако… «Штирлиц, подумайте, – сказал Борман. – Штирлиц подумал, и ему это понравилось». Вот так и я: нравится мне сам процесс думанья после этой долгой тьмы без сознания и без думанья. Прав был Декарт: «Я мыслю, – значит, существую».
В конце концов, на философском факультете нас учили только одному – думать. Но это было раньше, во времена «исторического материализма». Сейчас со студентов тупо взятки берут. «Садитесь – пять. Профессор, может, все-таки четыре? Сказал: пять бутылок коньяка, значит – пять». Итак: я мыслю, значит, существую. Неоспоримая истина, и пофиг все основные вопросы философии. Тем, кто не мыслит, они не нужны уже. Совсем. Какая разница, существует этот мир только вместе со мной или существует так же и