грудью ему в грудь. Он держит мое лицо в ладонях и, как только автобус трогается, а наши друзья принимаются вопить и дурачиться на передних сиденьях, он наклоняется и целует меня. Язык его неспешно протискивается меж моих губ, отчего меня до самого нутра пробирает дрожь и меж ног разливается тепло. Несколько минут спустя он отстраняет свои губы от моих, и я издаю стон жалости об утрате.
– Хочешь в туалет пойти? – спрашивает Картер, поигрывая бровями.
– Нет. Я сейчас писать не хочу, – говорю я и склоняюсь к нему, чтоб можно было опять целоваться.
– А я и не говорю про пойти в туалет, чтоб СХОДИТЬ в туалет. Я говорю про пойти в туалет, чтоб я мог тебе впендюрить, – говорит он, смеясь и фыркая.
– Какой же ты романтичный! Скажи это еще раз, – прошу я, навострив на него ресницы.
Картер бросает взгляд мне за спину, потом снова переводит его на меня:
– Серьезно. Никто не смотрит. Можем улизнуть в туалет – никто и не заметит. Я все по-быстрому сделаю.
– Да ну, всамделе, давай, не останавливайся. Меня это так заводит, – тяну я ему на одной ноте.
Картер снова притягивает мое лицо к себе, и наши губы впиваются друг в друга. Язык его скользит за моей нижней губой, потом вновь уходит в глубь моего рта. Поцелуй будоражит все сильнее, боль недельных воздержаний, пока мы работаем в разные смены, делается вопиюще острой, и я, считай, совсем забираюсь к нему на колени.
Ладонь Картера скользит вниз по моему телу, проходится по одной груди, огибает бедро, обхватывает меня за попу и еще плотнее прижимает к себе. Оторвавшись от моих губ, он переносит свои теплые, влажные полураскрытые губы на мою шею, прокладывая ими дорожку до самых ключиц, а меня охватывает такое чувство, будто я растекаюсь липкой лужицей по полу автобуса. Картер нежно покусывает мне шею и скользит языком по заветному местечку. Тут у меня дыхание делается учащенным, как у собаки, и я чую: дольше не продержусь. Если так и дальше пойдет, то я точно разложу его на сиденье и отдрючу на глазах у всех.
– Лады, отлично. Победил. В туалет. Пулей, – бормочу я в пьяной, похотью навеянной горячке. Мы встаем и направляемся к крошечному туалету, расположенному прямо напротив нас. Смутно слышу крик кого-то из девчонок: «НЕТ, стойте! Мне поссать надо!», но мы уже захлопываем дверь и возимся с задвижкой. Туалет размером, как в самолетах, так что маневренность нулевая. Картер всем телом вжимается мне в спину и принимается целовать меня, оставляя засосы на шее, а я безуспешно пытаюсь закрыть замок на задвижку.
– От, едрена-печь, никак дверь запереть не могу! – доносится моя жалоба сквозь стоны удовольствия: его руки оплетают мне талию, потом скользят вверх по телу, пока обе его ладони не накрывают мои груди.
– Плюнь. По-моему, она все равно закроется автоматически. Эта самая задвижка просто передвигает снаружи указатель на «занято» или еще какую хрень. Все равно все уже знают, что мы тут, – выговаривает Картер, массируя мне груди. Мы как единое целое делаем поворот кругом, я уже могу упереться руками в край рукомойника, а Картер – задрать мне юбку. Автобус