и цитрусовых. Сказал Вилениусу несколько слов на ухо, потом качнулся назад.
– Припоминаешь такого?
– С родимым пятном под носом? Знаю.
– Как только представится возможность, вдоль и поперёк его прочеши. Все данные сейчас же сбрось мне. Он торгует мясом, по дешёвке.
– Сделаю, – твёрдо сказал Витольд. – Послезавтра. Идёт?
– Лучше бы завтра. Ладно, как ты сочтёшь нужным, так и поступай. Но не позже третьего января, тут всё очень серьёзно. Счастливо, с наступающим тебя! Брату привет.
Андрей пожал Вилениусу руку.
– Обязательно передам. Он будет очень рад.
Витольд ушёл обратно в ресторан. А Озирский, продолжая улыбаться, повернул ключ зажигания.
– Ты Минцу звонил?
Турчин, откинувшись на спинку заднего сидения, вдыхал оставшийся после Вилениуса приятный запах одеколона. Над Гутуевским островом сияло чистейшее звёздное небо.
– Да, он уже там. У себя, на Васильевском. Бабка оказалась не такая уж слепая. По крайней мере, особую примету продавца сообщила. Если, конечно, он это пятнышко себе не нарисовал. Но Витольд говорит, что знает такого.
– Я оказался прав – с бабками Минц умеет беседовать. А это, между прочим, особый талант, доступный далеко не каждому. Впрочем. – Всеволод обернулся к Турчину, – ты тоже не оплошал бы. Находится же у людей терпение – я просто восхищаюсь! Это ведь уже ненормальные люди, которые не воспринимают реальность адекватно. Я лично не могу слушать про их героическую жизнь, про неблагодарных детей и про паскудных соседей. За миллион долларов не согласился бы, честное слово! И кормят их плохо, и разговаривают грубо, и воруют у них всё постоянно. Только сами они в нимбе сияют, как архангелы. Послушаешь – так ни одного недостатка, хоть очищайся под ними… Значит, описание торговца Сашка тебе продиктовал?
– Да, и Вилениус его вспомнил, – ответил Андрей, снова разгоняясь до приличной скорости.
Они ехали по тёмной и пустынной набережной Обводного канала.
– Кстати, чем занимается на Кондратьевском твой агент? – Грачёв решил узнать это у Андрея.
– Он катала, – просто сказал Андрей, словно в профессии его агента не было ничего предосудительного.
Того же мнения оказался и Грачёв:
– Ну, так никого же насильно не сажают с ним в карты играть! А брат его?
– Уже успел разлямкать? Зараза, метёт языком, как баба! Братан его, Конон Арсеньевич, у «Пролетарской» цветочные киоски держал. Год назад получил пером – шесть раз. Выжил – правда, с трудом. Теперь с тростью ходит, как благородный…
У Варшавского вокзала Андрей свернул на Московский проспект. Посматривая за дорогой, он покосился на Грачёва.
– Севыч, ты к Светлане с детьми не собираешься?
– Она приглашала на первое число. Я же с самых крестин Марьяшку не видел! Да и Богдан просил приехать – соскучился.
– На который час приглашала?
– К четырём. Свекрови её там не будет. Галина Павловна меня терпеть не может.