любили придумывать легенды о своих родителях. В большинстве случаев отцы их были генералами, которые отреклись от своих детей, или же богачами-миллионерами, прожигающими жизнь в Париже. Был даже сын Аллы Пугачевой, которого она родила в Пензе и, опасаясь огласки, подбросила в детский дом. Самыми популярными легендами, конечно, были легенды об отцах-бандитах, ворах в законе, личностях, уважаемых на зоне. Практически все это было неправдой, обычно родители были алкоголиками, которых лишили родительских прав. Многие сидели в тюрьме, но за грабеж или кражу по пьяной лавочке. Монаху в этом плане повезло с легендой: мать его спилась и умерла, а отца ждал расстрел за убийство трех человек.
Поскольку все воспитанники детского дома готовились к жизни в колонии для малолетних преступников, то они вели уклад, как положено достойным арестантам: презирали воспитателей, делали друг другу татуировки, ругались матом, носили крестики, отказывались выполнять общественные работы и с гордостью шли «на крытку» – как они сами называли изолятор в санитарном корпусе, куда сажали провинившихся.
Быть в то время христианином было модно, даже по-бунтарски; естественно, крестик под пионерским галстуком носил и я. И часто устраивал провокационные споры с учителями после уроков, из которых иногда даже выходил победителем. Однажды мама меня спросила, видимо после тревожного звонка из школы, что же такое Бог, и я ответил шаблонной фразой: «Бог – это любовь», хотя тогда не совсем знал, ни что такое любовь, ни тем более – Бог. А вот Монах, похоже, это понимал, но спрашивать у него о таких личных вещах было бы невежливо, то есть не по понятиям.
Впрочем, иногда он ударялся в воспоминания, и тогда мне удавалось узнать много интересного.
Я, когда мамка еще была жива, часто в монастырь лазил и затирал с братией, ну так монахи себя называют. Там один был прикольный парнишка, только с армии пришел, с Чечни, брат Антоний звали. Я у него тоже много чего разного спрашивал, и за Бога тоже, так он сразу все понятно объяснил, что Бог – это свобода.
В подтверждение своих слов Монах задрал свою красную майку Chicago bulls и показал на груди расплывчатую светло-голубую татуировку, набитую гелиевой ручкой – восходящее солнце среди порванных кандалов, а сверху большими буквами – «Свобода», а потом еще одну, на плече, – СЭР, то есть «свобода это рай».
Потом улыбнулся и добавил:
– Просто у кого-то она есть, например у тебя, а у кого-то нет, то есть у меня. Но когда-нибудь обязательно будет! Просто Бог меня еще не нашел, а потом обязательно найдет, я же заслужил, да?
Я немного не понял и засомневался:
– А как же говорят, что Бог – это любовь?
Монах расхохотался и хлопнул меня по плечу:
– Дурачок, любовь – это и есть свобода!
Мы частенько удирали в больничный сад таскать зеленые яблоки – «тыблочки» (побег из детдома считался делом почетным, и друзья беглеца старались покрывать его как можно дольше). Край рубашки подсовывался под ремень, а трофеи складывались за пазуху так, что добытчики превращались в беременных.
Мы сидели на дереве, и я спросил после долгого молчания:
– А