пробуй все. Женщины из моей родни рекомендовали пару капель красного вина, чтобы открылись там какие-то канальцы.
– Саудовки пьют вино и потом прикладывают к груди новорожденного? – возмущается Марыся.
– Ну, нет, не знаю. Наверное, после сцеживают молоко, а… как протрезвеют, то кормят.
Хамид взрывается смехом, и жена к нему присоединяется.
– Давай эту женщину! Ее счастье, что у нее столько молока, а не мое. Не могу же я из-за своего ослиного упрямства заставить ребенка голодать!
Тихонько, на цыпочках в спальню входит худенькая молодая и скромная индуска. Уже от двери кланяется, складывая руки у груди и опуская голову. На ней длинное цветное сари, волосы заплетены в приличную косу, спадающую до пояса, множество звенящих браслетов на обеих руках. Ладони покрыты красивыми флористическими узорами, сделанными хной, а между бровями – типичная для женщин этой нации большая приклеенная розовая точка. Пахнет от женщины очень сладко: немного благовониями, немного миндалем. Марыся замечает, что ладони у нее чистые, а тело и волосы блестят от масла.
– Как тебя зовут? – спрашивает Марыся по-английски, но в ответ – тишина.
– Имя! – говорит она громче и более отчетливо.
– What is your name? – повторяет Марыся.
– Один-единственный маленький изъян.
Хамид поднимает брови и забавно искривляет губы.
– Совершенно не говорит ни на каком языке, за исключением своего родного. Я уже сказал ее мужу, чтобы начал ее учить. Через три месяца будет тебя понимать. Конечно, в самых простых делах.
– Так как же ее зовут?
Марыся согласна, потому что кормилица ей нравится.
– Альпана.
Когда мужчина это произносит, индуска улыбается, кивая головой.
– Хорошо, пусть будет Альпина, я очень люблю этот шоколад. С сегодняшнего дня ты будешь Альпиной! – кричит Марыся, указывая пальцем на молодую женщину. – Ты – Альпина!
Хамид подает кормилице хнычущего ребенка и вздыхает с облегчением.
– Сейчас у тебя будет больше времени для себя, в конце концов, отдохнешь, – он доволен.
– И больше времени для меня… – добавляет он.
– Да, ты прав, насовсем я не отдам ей малютку. Это моя доченька.
– Никто у тебя ее не забирает.
– И хорошо, а то у меня в семье мамы все слегка сошли с ума на пункте потерянных или отнятых детей.
Марыся поправляет подушки и глубоко над чем-то задумывается.
– Пожалуй, уже пора рассказать тебе немного о трагической связи моей мамы и отца-ливийца. Узнаешь пару щекотливых подробностей. Но ты взрослый парень, как-то переживешь, но не комментируй, прошу тебя. Для меня это очень стыдно. Неприятные и ранящие события, о которых я скорее хотела бы забыть, чем разговаривать о них и спорить.
Марыся опускает глаза и смотрит на цветное покрывало.
– Однако дело зашло слишком далеко, на что, конечно, повлияли недавние переживания матери во время ливийской революции. Вся семья должна собраться с силами, чтобы помочь бедной женщине выйти из тупика и сохранить здравый смысл.