спотыкаясь о комья земли на убранном огороде, даже испытывал странное удовлетворение, будто своими страданиями искупал какую-то вину. И в то же время ему приятно было чувствовать себя осмотрительнее, хитрее того, кто, возможно, поджидает его у калитки, стережет за фонарным столбом, наблюдает из-за угла сарая… А то, что опасность существует, что она все ближе, он знал наверняка, знал, что скрыться ему удастся только на время.
На террасе вспыхнул свет, и Сухов увидел отца. Старик вышел на крыльцо, долго всматривался в темноту, потом вернулся в дом и включил еще одну лампочку, осветив весь двор. И Сухову ничего не оставалось, как побыстрее пересечь освещенное пространство. Зачем-то пригнувшись, он пробежал к крыльцу и, протиснувшись в дверь, тут же захлопнул ее.
– Явился, значит, – удовлетворенно проговорил отец. – И то ладно. А дружок твой где же затерялся? – кутаясь в длинное черное пальто с обвисшими карманами, старик исподлобья глянул на сына.
– Да затерялся, – с облегчением ответил Сухов, поняв, что Николай не опередил его, не появился здесь, пока он у моста дожидался глубокой ночи. Надо же, оказывается, он до сих пор опасался и этого.
– И то ладно, – одобрил отец. – Не по душе он мне. Себе на уме человек. С ним ухо востро… А? – Старик придирчиво окинул взглядом Сухова, отметив про себя его истерзанный вид, перепачканную одежду, нервозность. – А ты никак его ждешь? – подозрительно спросил он, когда Сухов неожиданно прильнул к темному окну.
– А! – отмахнулся Сухов. – Никого я не жду. Катя дома?
– К своим поехала.
– Зачем?
– Тебя, охламона, искать. А ты как думал? Трое суток мужа нет! На работе не знают, в больницах нет, в моргах тоже, милиция…
– Она и в милицию ходила? – вскинулся Сухов.
– А то как же! И в милицию. Извелась баба… – Старик все так же стоял посреди террасы длинным черным столбом, и только седые волосы светились под самой лампочкой.
Услышав какой-то шум на улице, Сухов опять метнулся к окну.
Старик молча погасил свет во дворе, запер дверь, повернув ключ два раза, потом так же неторопливо вынул ключ из двери и опустил его в обвисший карман пальто. Оглянулся на сына, который, прижав ладони к глазам, все еще смотрел на улицу.
– Хватит выставляться-то! – проворчал старик, подвигав в раздумье бровями. – Ты вот что, топай-ка в дом, а то будешь до утра к окнам кидаться. – Он пропустил Сухова в комнату, погасил свет и закрыл за собой дверь. – Как я понимаю… Ты вроде того, что… влип?
– Не знаю… Ничего не знаю! – отмахнулся Сухов.
– И правильно. Самое надежное дело – ничего не знать. Только вот что… А как мне быть? Что на вопросы отвечать?
– На какие вопросы? – быстро спросил Сухов и вздрогнул, заметив чуть в стороне какое-то движение. Осторожно скосив глаза, перевел дух – это было зеркало. Подойдя к нему поближе, Сухов с удивлением уставился на себя. Из деревянной рамы на него смотрел перепуганный человек с кровавой ссадиной