дрожь инструмента в руках; я чувствую, как звуки наполняют пространство плотным наэлектризованным облаком. Где-то рядом стучит сердце – тихо рокочет двигатель, готовый свернуть пузырь перехода. Стучит и мурлычет от удовольствия, впитывая знакомую музыку. И благосклонно решает послужить еще, удержать чуть живую цепь от обрыва, а прибор – от поломки, позволить своим крошечным соседям, считающим себя его хозяевами, еще полетать, увидеть другие миры. А самому – послушать, как тонко и ласково поет скрипка. Умереть никогда не поздно, можно опоздать только жить.
Музыка, кажется, выбирается за пределы тонкой скорлупки корабля. Музыка струн, тонких пальцев и биения пульса. Мгновение – и я почти могу различить тихие-тихие, едва слышные голоса, будто далекий оркестр начинает подпевать одинокому соло. Звук становится сильнее и пронзительнее, а хоровод света – быстрее. Следом за ними ускоряется пульс – мой ли, корабля, какое это имеет значение?
Еще мгновение – и свет рассыпается мириадами крошечных холодных искорок далеких звезд, а мне кажется, будто я вынырнула из толщи воды и теперь отчаянно хватаю ртом воздух. Вкусный, обжигающе-ледяной зимний воздух, пахнущий заиндевевшими ветвями скинувших листву деревьев, высоким синим небом и хрустящим под ногами снегом.
А потом вдруг в лицо мне плеснули пламенем, и я… ослепла.
От пяток до макушки пронзила разрядом тока острая боль, смычок сорвался пронзительным высоким звуком – не фальшивой нотой, криком. За нас обоих, потому что у меня от этого неожиданного удара перехватило дыхание.
Потом… кажется, кто-то кричал. На разные голоса, и эта какофония била по ушам, оглушая и окончательно дезориентируя в пространстве. Я уже забыла, кто я, где нахожусь и что вообще происходит, и всей душой отчаянно хотела только одного: чтобы все это поскорее закончилось.
Оборвался кошмар внезапно. Я вдруг прозрела и испуганно вытаращилась на физиономию брата, из ниоткуда возникшую передо мной. Кажется, он что-то говорил, но за грохотом пульса в ушах я ничего не слышала. Лицо обожгла пощечина, я протестующе вскрикнула, пытаясь отшатнуться, но в голове ощутимо прояснилось. Например, я поняла, что сижу на полу в дальнем углу двигательного отсека, вжавшись спиной в угол, брат на коленях стоит напротив и упрямо тянет меня за локоть из этого угла, а я упираюсь, цепляясь за какие-то элементы конструкции. А шлем терминала валяется рядом, явно снятый с моей головы Ваней.
До меня постепенно начало доходить, что все недавние ощущения – не совсем мои. И ослепла не я, а корабль; и громкие звуки, причинявшие боль, здесь не слышались, да и самой боли тоже не было. То есть, наверное, что-то случилось с кораблем?
– Аленка! Ну наконец-то! – возмущенно сообщил брат, когда я все-таки поддалась и позволила извлечь себя из укрытия.
– Скрипка! – дернулась я из его хватки, когда сообразила, что брат увлекает меня к выходу, а инструмент так и остался лежать на полу.
– Тьфу, дура! – не сдержался Ваня, но руку разжал и терпеливо