он задышал, однако мой выпад возымел даже больший эффект. Я недооценил свою проницательность и неожиданно вторгся на территорию, которая была у этого парня под грифом «Вход воспрещен».
– Убирайся на хрен, Миллер! – прошипел он, скинув со стола пепельницу и зажигалку, и быстро перешел на крик. – Я не просил тебя приходить! Я не просил лезть ко мне! Оставьте меня, наконец, в покое! Убирайся на хрен отсюда!
Бьюсь об заклад, если бы у него под рукой что-то было, он бы швырнул это в меня.
Я поспешил выйти, а остальное доверил санитарам, которые быстро увели Стоуна в палату.
– Что ты себе позволяешь? – фыркала на меня Дороти, когда мы встретились в кафе. – Зачем ты это сделал, Фрэнк?!
– Сделал что? – я частично еще находился в своих мыслях, которые очень быстро сменяли друг друга. – Поставил этого парня на место?
– Ты же знаешь, что с пациентами так нельзя!
– С пациентами? А он не пациент! Он преступник, Дороти, опасный преступник! К тому же, весьма самодовольный грубиян. И я не собираюсь с ним нянчиться! Он хотел такого общения, он его получил. И кстати, Дороти, могла бы предупредить меня о его шраме! – укоризненно сказал я.
– Это есть в его карте, Фрэнк. Я думала, ты читал ее.
– Этот Линкольн так достал меня, – я перешел к оправданиям, осознав, в каком глупом свете только что себя выставил. – До шрама я не дошел. Что там случилось? Кто его так?
– Он сам.
– Что?! – от удивления я выронил вилку, и та звонко упала на фарфоровую тарелку.
Дороти кивала головой.
– Черт! – только и смог протянуть я.
– Да, это было еще в самом начале его пребывания в колонии. Никто до сих пор не знает, зачем он сделал это, и как бы далеко зашел, если бы его не остановили.
– Да, этому парню для полного успеха не доставало воды и уединения.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Дороти мой черный юмор.
– То, что будь он один в ванной с теплой водой, у него все бы получилось еще в первый раз, мы бы избежали многих проблем, и все были бы довольны результатами.
Дороти неодобрительно качала головой, а я все больше убеждался в необходимости того, что мне следовало предпринять еще пять лет назад. Этот Эрик Стоун при своей привлекательной внешности – и теперь я мог заявить это абсолютно уверенно – сам считал себя абсолютно не красивым и, возможно, даже уродливым. Именно поэтому его так бесили все эти наши «симпатичный парень» и «ты же хорош собой». Я мог дать голову на отсечение, что был прав, потому что иначе с чего бы ему было уродовать свое лицо. Теоретически возможен был еще вариант, что, парень, осознающий свою красоту, пытается намерено испортить ее, но это точно был не случай Эрика – слишком пафосно для малолетнего убийцы. Ну а если вполне симпатичный парень считает себя совершенно не красивым, отправляйтесь искать скелеты в семейных шкафах.
– И что ты теперь думаешь делать? –