Я думал, Америка его обломает. Не тут-то было. Встретил он меня вроде бы нормально, предложил, пока не осмотрюсь, пожить у него. Правда, это была не жизнь, а пытка. Деревянный топчан он поставил мне на патио. Ночью я дрожал от холода, а утром плавал в поту под прямыми лучами солнца. К тому же меня вечно мучило чувство голода – он и за столом был скуп. Работу мы, как он и обещал, делали на равных, вместе. Мы клали кафель, паркет, выкладывали камины. Но платил он мне копейки, как мексу-нелегалу, объясняя это тем, что он-де босс, что он достает заказы, а я всего лишь исполнитель, к тому же бесплатно пользующийся его гостеприимством. Я бы смирился и с этим. Деваться-то было некуда. Но вел он себя с каждым днем все безобразнее – унижал, издевался, всячески подчеркивая мою от него зависимость. Наконец, я не выдержал. Решил, что лучше спать под мостом и подыхать с голоду, чем терпеть все это. Один раз утром я встал и, никому ничего не сказав, ушел, в буквальном смысле, куда глаза глядят.
Давид умолк. Отец уперся свинцовым взглядом в пол, ощущая странное окаменение во всем теле.
– Что было потом? – наконец, выдавил он из себя.
– Не спрашивай. Не люблю плакаться. Худо было. Хуже, наверное, не бывает. Думал, пропаду совсем. Спасибо Пегги. Она меня приютила. Отхаживала и приводила в чувство месяца два. Я дал объявление в русскую газету, благо это стоит там копейки. Недели через две получил первый заказ и потихоньку начал работать самостоятельно. Я благодарен Юре за преподанный урок и за навыки, которых ему у меня не отнять. Видишь, мы с Пегги даже снимаем теперь квартиру, на пополам.
– Почему мы ничего не знали? Почему ты не обратился ко мне за помощью? Наконец, почему не вернулся домой?
– Во-первых, возвращаться было не на что. А во-вторых, это был вопрос принципа. Я должен был проверить, на что гожусь сам, без папы и мамы. Наверное, жизнь специально время от времени устраивает нам такие испытания. Разве тебе всегда было хорошо и сытно? Разве у тебя не было в жизни трудностей? И разве ты не сам преодолевал их?
– Не скрою, слушая тебя, я испытываю чувство гордости, что у меня такой сын. Но от этого боль не становится меньше… Так вот какую роль сыграла в твоей жизни эта хрупкая девчушка… А чем она занимается?
– Пегги работает в Mays’s – большом престижном магазине в Shoping Center, и учится. Она и меня заставила взять вечерние классы в их колледже… Ну вот, с кафелем порядок. Теперь очередь паркета. – Он с явным усилием разогнулся и не сумел сдержать стон. – Подводят проклятые колени. Столько на них ползал, что даже по ночам отекают и болят.
– Присядь-ка рядом со мной, – попросил Левон.
– Извини, пап, не могу. Прогораю со сроками. А заказчик этого не любит.
– Ничего. Присядь.
Давид повиновался и, морщась от боли, опустился рядом с отцом на кипу паркета.
– Уезжая в Америку, – начал Левон, – мы, как ты знаешь, продали нашу дачу в подмосковье. Купил ее, вместе с садом и собакой, один предприимчивый немец, открывший в наших краях колбасную фабрику. Так что у нас теперь есть 100 тысяч долларов. Как ты думаешь, сможем мы