но возражать не стала и монету взяла.
– Значит, «Доминик», – сказал Стейниц и взял с комода шляпу.
Горничная удивленно на него посмотрела.
– Как? Вы не будете переодеваться? – пролепетала она.
– Зачем?
– Но ваши панталоны облиты водой!
– Правда? – Стейниц опустил взгляд на панталоны. – Ах, да. Но ничего страшного. Я читал, что иностранцев любят в России. Особенно щедрых. Я иностранец, и я щедр. Следовательно, меня не выгонят из ресторана, даже несмотря на мокрые панталоны.
В «Доминике» Стейницу понравилось. Здесь было суетно и шумно, а он любил суету и шум, воспринимая их как необходимый фон для работы мысли. Помимо обеденных столов тут стояли столы, за которыми мужчины играли в шахматы, в карты и в домино. (Большая табличка извещала, что прокат шахмат стоит 30 копеек в час.)
На фоне этой веселой суеты мысль старого Вильгельма работала четче, и случайности как бы сами собой, почти без усилий с его стороны, складывались в закономерности, придающие реальности смысл и облегчающие существование.
Пожилого бородатого иностранца приняли в «Доминике» уважительно, усадили за лучший стол, как какого-нибудь родовитого дворянина или богатого купца.
Ознакомившись с меню, Стейниц заказал тройную уху, блины с черной икрой и полярную щуку в луковом соусе. Из напитков он выбрал водку, а в качестве легкой закуски к водке – соленые архангельские рыжики. Старый Вильгельм остался доволен.
У кушаний оказался не только великолепный вид, но и отменный вкус. Время от времени вилка застывала возле рта Стейница, а взгляд его туманился. Это продолжалось несколько секунд, затем австриец легонько качал головой, словно выходя из какого-то сомнамбулического забытья, и продолжал трапезу.
Полярная щука привела Стейница в полный восторг. А что касается водки – то за ухой и блинами австриец прикончил аж четверть штофа. Водку Стейниц пил маленькими глотками, причмокивая губами и отирая густые усы. Он нашел, что водка имеет «специфичный» вкус.
Наконец все было съедено и выпито. Стейниц жестом подозвал официанта и затребовал счет. Сумма оказалась не так уж и велика; впрочем, старый Вильгельм никогда не жалел о потраченных деньгах и никогда не пересчитывал за ресторанными лакеями.
Бородатый австриец полез в карман за кошельком, и тут по лицу его пробежала легкая тень. Дело в том, что Стейниц был рабом привычек, находя в их постоянстве зеркальное отражение незыблемости законов бытия, а потому всегда носил деньги в одном и том же кармане. Но сейчас их там не было.
Официант, заметив растерянность на лице бородатого иностранца, слегка забеспокоился. Но тот вдруг вынул руку из кармана и затребовал еще водки и закуски.
На этот раз из перечисленных лакеем закусок Стейница более всего заинтересовала балтийская килька, засоленная в пряностях. Ему еще не приходилось пробовать ничего подобного.
Пока официант ходил за водкой и килькой, старый Вильгельм сидел за столом, уперев локоть в столешницу и положив бородатую щеку на кулак. Он смотрел на дюжего буфетчика, а также на громадного детину,