Карелия, дача – все это было хорошо, но тянущее ощущение внизу живота не проходило, и для начала Лера отправилась к Вере Кирилловне.
– Давай-ка, Лерочка, в больнице лучше полежим, – сказала она, моя руки после осмотра.
– В больнице? – Лера испуганно посмотрела на докторшу, но та всегда была невозмутима, и ничего нельзя было понять по выражению ее круглого морщинистого лица. – Зачем это еще – в больнице?
– А зачем нам лишний риск? – ответила Вера Кирилловна. – Работа у тебя нервная, ты бегаешь целый день, а для ребеночка это нездорово. Надо тебе спокойно полежать, двигаться поменьше.
А всем беременным советуют побольше двигаться, это Лера точно знала! И испуг ее усилился, несмотря на спокойный докторшин тон.
– Ладно, – сказала она, сдерживая дрожь в голосе. – А долго лежать?
– Там понаблюдают как следует и скажут. – От Веры Кирилловны невозможно было добиться того, что она говорить не хотела. – Ты вообще поменьше в медицинские дела вникай. Твое дело – слушаться врачей и родить здоровенького ребеночка!
Так вместо прохладной Карелии Лера оказалась в больнице, на широкой кровати с поднимающимися по мере необходимости изголовьем и изножьем.
Больница располагалась на Ленинском проспекте и считалась престижной. В советские времена здесь рожали высокопоставленные дамы, а такие традиции обычно сохраняются. Но лежать в платном отделении здесь было так же скучно, как в любой другой больнице, особенно в гинекологии. Хотя, конечно, неплохо, когда в палате душ, телевизор и нет тараканов.
Лера так и не поняла, почему ее положили в больницу. Кажется, это вообще было здесь негласным правилом: не сообщать больным, в чем состоит их болезнь. Назначили таблетки, название которых ничего ей не говорило. Лера послушно пила их сначала, а потом перестала: вдруг подумала, что таблетки могут только повредить ребенку. Пить перестала, а чувствовала себя точно так же, как и с таблетками, и поэтому решила, что поступила совершенно правильно.
И лежала до одурения, до отвращения ко всякой горизонтали. Кажется, лежать – это действительно было единственное, что от нее требовалось.
Считалось, что Лера лежит в отдельной палате. Она и заплатила за отдельную, хотя кроватей в палате было две – просто потому, что в день ее появления одноместные все были заняты.
Поэтому она удивилась, когда на третий день в дверях появилась миловидная девушка лет восемнадцати с большой прозрачной сумкой в руках и радостно произнесла:
– Здравствуйте, меня зовут Вика. Я раньше в отдельном номере лежала, но там такая скука, просто ужас! Я к вам попросилась, можно? А цену вам пересчитают, я уже договорилась.
Она была невысокая, но очень ладненькая; о таких говорят: все при ней. Волосы у Вики были светло-русые, длинные и пушистые, глаза серые, носик маленький, скулы высокие – одним словом, она являла собою тот тип красоты, который – Лера знала – неизменно нравится мужчинам и визажистам.
– Вы же все равно уже здесь. – Лера невольно улыбнулась