я не хотел добивать тебя, а теперь ты делаешь тоже самое.
– Это чудовищно! Я не могу… – он начал яростно бить себя хвостом.
– Я тебя понимаю… Хорошо, забудь, о чем я попросил. Это была глупость…
Но Фогера нельзя было запросто обвести вокруг пальца. Он сразу понял, что Росс, чтобы он там не говорил, твердо настроен выполнить задуманное.
«Он, скорее всего, пойдет пешком. Я его знаю. Упрямее осла! Только вот дороги он не знает! Эх, зря я обрадовался – Дорито знает»
Фогер понимал, что не может позволить Россу такую самодеятельность, и в тоже время его желание увидеть жену и детей было вполне естественно. Окажись он на его месте, то тоже стремился бы их увидеть. Фогер оставил на нескольких валунах белые царапины от когтей, и только после этого успокоился и нехотя произнес:
– Хорошо, я отнесу тебя к ним.
– Ты согласен? Это правда? – Росс не скрывал радости. – Я их увижу!
– Увидишь, увидишь, – качал головой Фогер. – Только я не позволю, чтобы волки тебя съели.
Росс поднялся и подошел к нему.
– И что ты сделаешь?
– Видно будет. Залазь уже.
Уже в полете, когда Фогер устремился к желанной для его сына цели, когда холодный ветер, пробирая до костей, заставлял прижиматься человека вплотную к густогривой шее чудовища, Росс прошептал в обрезанное ухо: «Спасибо, Гефор. Большое, тебе, спасибо».
Его слова наполнили теплом сердце Фогера, прогнав последние сомнения. И он пообещал себе: «Я не позволю, чтобы хоть волос упал с твоей головы. Я люблю тебя, сын, и любой, кто рискнет забрать твою жизнь, умрет. Мне все равно, что волки – это твои дети. Если придется, я их убью!»
И вот у самого горизонта за красными песками показалась белая полоса тумана…
Всю ночь волчица лежала на снегу и поскуливала. Тогда как ее преданный друг бродил поблизости время от времени оглашая окрестности протяжным воем. Волчица последние сутки еле волочила ноги, а теперь и вовсе не могла встать. От воя матерого волка на ее загривке дыбом вставала шерсть, она с тоской смотрела в черное безлунное небо и прислушивалась, не захрустит ли снег, не вернется ли друг утешить и успокоить ее взволнованное сердце. А может на этот раз ему удастся найти хоть одно живое существо, которое заглушит на время жуткий, непрекращающийся даже во сне, голод.
Под утро послышались знакомые шаги, но не ее друга, а того странного существа, трогать которое, ей было категорически запрещено. Существо обнаружило обезножившую волчицу и стало приближаться.
– Аниэль, моя маленькая девочка, – тихо запричитало существо.
Слова были непонятны волчице, но угрозы в них она не чувствовала, но, несмотря на это, предупредительно зарычала.
– Бедная моя, девочка…
Существо подошло близко и протянуло к ней руку. Волчица попыталась встать, но все ее попытки были тщетны.
– Скоро все кончится, – уверенно проговорила Кантпанелла, нежно поглаживая рукой напуганную волчицу.
Вскоре они сидели, прижавшись