знаешь, не так ли? Твой сын ест более чем достаточно, а ты моришь себя голодом.
– Я не хочу об этом разговаривать.
– Черт побери, Рэчел, да ты просто чокнутая.
– Никакая я не чокнутая.
– Тогда объясни мне, в чем дело.
– Я не обязана тебе ничего объяснять. И потом, уж если кому и рассуждать об этом, то только не тебе. Может, ты сам этого и не замечаешь, но уж у тебя-то точно давным-давно крыша поехала.
– Наверное, именно поэтому мы с тобой хорошо ладим.
Это было сказано так просто и тепло, что Рэчел едва не улыбнулась. Гейб отхлебнул глоток из банки. Она же, взглянув вдаль, туда, где над верхним обрезом экрана виднелись горы, вдруг вспомнила о том, как они понравились ей, когда Дуэйн впервые привез ее в Солвейшн. Когда она смотрела на покрытые зеленью склоны из окна своей спальни, ей казалось, что она видит перед собой лик Всевышнего.
Снова посмотрев на Гейба, Рэчел на короткий миг ощутила, что перед ней не враг, а просто человек, такой же несчастный и потерянный, как и она сама.
Гейб, откинув назад голову, внимательно смотрел на нее.
– Слушай, ведь твой парнишка… Он ведь каждый вечер плотно обедает, верно?
Охватившее ее на короткое время теплое чувство разом исчезло.
– Ты что, опять за свое?
– Ответь мне на вопрос, и все дела. Он ведь сытно обедает, верно?
Рэчел неохотно кивнула.
– И завтракает тоже? – гнул свое Боннер.
– Ну да, вроде бы.
– В садике всем детишкам дают перекусить и кормят их хорошим, сытным ленчем. А когда он возвращается домой, кто-то из вас – либо ты, либо Кристи – наверняка дает ему еще чем-нибудь подзаправиться?..
Вот только не факт, что так будет и в следующем месяце, не говоря уже о следующем годе, подумала Рэчел, и по спине у нее побежали мурашки. Она почувствовала себя так, словно ее толкали на какой-то нехороший и опасный поступок.
– Рэчел, – снова заговорил Боннер, – пора тебе заканчивать голодовку.
– Не болтай ерунды!
– Тогда объясни мне, чего ради ты себя истязаешь?
Если бы Гейб говорил своим обычным грубоватым тоном, Рэчел было бы проще, но сейчас в голосе его звучали непривычные мягкие интонации, против которых у нее не было почти никакой защиты, и потому она сочла за лучшее, собрав остатки сил, броситься в атаку:
– Я отвечаю за него, Боннер. Я, я одна, и никто другой!
– В таком случае тебе следует получше заботиться о себе.
– Не лезь ко мне с советами, – отрезала Рэчел и прожгла Боннера злобным взглядом.
– Учти, чокнутым лучше держаться вместе.
Сказав это, Боннер бросил на Рэчел такой полный понимания и сочувствия взгляд, что у нее перехватило дыхание. Она хотела сказать еще какую-нибудь колкость, но не смогла.
– Я не хочу об этом говорить.
– Вот и ладно. Лучше поешь.
Пальцы Рэчел судорожно сжали лежащий у нее на коленях бумажный пакет. В душе она вынуждена была признать, что Боннер прав: как бы она ни истязала себя, это не могло гарантировать Эдварду защиту от жизненных неурядиц.
Душу