Цадкина. Пур-р-рекрасно! Почти все у меня из дома вывезли! Негодяи! Кроме скульптур. Скульптуры не наши. Скульптур у нас с Хозяйкой не было. Этого еще не хватало. И так места мало».
Так рассуждал Мерлин, стоя перед вывеской музея. Но как попасть внутрь? Здание выглядело совершенно неприступным. Ни открытой форточки, ни приоткрытой подвальной дверцы…
– Ко-о-отики! – вдруг раздался приятный голос. – Вам помочь?
– Ванесса! – удивились Мерлин и Прохор. – Ты здесь как? Мы думали, что потеряли тебя…
– А я за вами следила. Думаю, куда это они направились, такие интересные. А я здесь живу и работаю, между прочим. Экскурсии вожу. Куда экскурсия, туда и я. Всегда за туристами слежу. А то мало ли что. Экспонаты у нас бесценные, сами понимаете. Глаз да глаз.
– Понятно, – сказал Мерлин. —Ты, прям, как моя Хозяйка. Она тоже экскурсии водит, только не следит ни за чем. За ней за самой глаз да глаз нужен… Нам бы внутрь попасть. Поможешь?
– Ну, что же, заходите. Только надо с обратной стороны обойти, где буфет. Они там на ночь окно открывают, чтобы проветрилось. Ну, и для меня заодно. Чтобы я не потерялась, наверное, – сказала Ванесса и уверенно побежала во двор музея. Мерлин и Прохор пошли следом.
– Ванесса… – задумчиво произнес Прохор как бы про себя, но так, чтобы Ванесса слышала. – Какое имя красивое. Откуда оно у тебя?
– Да здесь все просто, – ответила Ванесса. – Хозяева, то есть хозяева буфета, меня взяли, когда я была совсем маленькой, и назвали меня Ваня – думали, что я мальчик. А со мной видите, что произошло? – и Ванесса эффектно прошлась по бордюру, перебирая мягкими лапками, как фотомодель.
– Да-а-а, – сказал Прохор, – это сложно не заметить. А почему не Вася?
– Что, не Вася?
– Ну, почему не Васей назвали? Котов так обычно называют.
– Не знаю, – задумалась Ванесса и даже остановилась на секунду. – Назвали бы Васей, стала бы я Василисой, – и, беспечно улыбнувшись, Ванесса побежала дальше.
– Нет, Василиса это как-то не очень, – сказал Прохор и прибавил шагу, чтобы быть поближе к Ванессе.
Форточка буфета была довольно высоко, и Мерлину пришлось подсаживать Прохора.
– В кого же ты такой уродился? – кряхтел Мерлин под тяжестью своего напарника. – У тебя в родне мейн-кунов не было случайно? Сколько в тебе килограмм, вообще?
– Шесть или семь, – ответил Прохор, вваливаясь в форточку.
– А, по-моему, семь с половиной, – сказал Мерлин, легко запрыгивая в окно.
В буфете приятно пахло рыбными котлетами. И чем-то еще. Не колбасой, а чем-то другим. Очень тонкий аромат. Такой, как будто его кто-то держит взаперти, а он хочет выйти наружу. Такой аромат бывает у паштета в коробочке, у икры в баночке, у форели в упаковке… Да, у форели! Только где ее прячут? В животе у Мерлина заурчало.
– Знаешь что, Прохор? Мы должны ее найти и освободить. Раз уж пришли.
– Кого?
– Форель, конечно. Ты что, не чуешь?
– Чую.