было перенасыщено, но нельзя сказать, что воняло, как в случае с потом мужицким и старческим, – пахло терпко, даже как будто сладковато.
Отбросив порожнюю бутылку, вскочил он с постели одним махом: вот только что лежал – и уже идёт, откидывает от балкона раскладушку и распахивает дверь – теперь можно впустить нежелательный при записи вокала шум огромного города, не стихающий даже в самый глухой ночной час, встать в проёме, вдохнуть весны.
С этой стороны дома, в противоположность видам из отцовского кабинета, город прирастал столичностью чем дальше, тем больше. Прикладная угловатая жилищность строений, прямые углы панельных домов словно обсыпались под действием различных пронизывающих изнутри клиньев и шпилей и венчались победоносным выстрелом останкинской телебашни, как штыря в географическом глобусе, вокруг которого и вращался город.
Там в вихрях и пульсациях духа мегаполиса пребывала сейчас и душа Тохи, представляющая из себя комок эмоций самых разных свойств. Его пожирало страстное желание прославиться, обрушить на сверстников со сцены камнепад невиданных до сих пор звуков и стихов, увидеть перед собой лес взметнувшихся «коз», море безумных глаз, восторженных слёз, в едином порыве с кумиром клеймящих враждебную власть (только вчера Тоха просидел в участке до утра «за распитие пива в неположенном месте» и жаждал мести). В его голове происходила теперь ещё и бешеная работа по сопоставлению философии панка и скина для окончательного уяснения текста очередной песни и уже оформлялась строка: «Скины – ссыкуны… Панки-поганки на лесной полянке…»
И до зубовного скрежета доводили его сейчас воспоминания о Лизке-террористке, вдруг объявившей об уходе к металлюге-барабанщику, и Тоха в эти самые минуты стояния на весеннем холодке постигал ещё и азы сублимации, торжественно заклиная себя впредь избегать всяческих любовей и заниматься только рок-группой.
В захвате молодой ярости он всё-таки не упустил того опасного момента, когда сквозняк мог охрипить его, лишить бесподобного инструмента для воплощения честолюбивых планов – голоса, – захлопнул балконную дверь, уселся на хлипкую треногу барабанной установки и включил мобильник.
Пришло время казни.
В списке пропущенных вызовов были проведены решительные операции по уничтожению злокачественных наростов: Ксюха – удалить, Лера – удалить, Ната – удалить…
6
«Клюв цапли» из нержавеющей стали нырнул в аквариум со слизнями – циклидами, похожими на черепашек с усиками, и Вячеслав Ильич попытался защемить одну из этих брюхоножек, но щипцы клацкнули, как всегда, и соскользнули с панциря, просто мучение было с этими циклидами.
В двух других аквариумах и озёрный ушастик (солдатик в каске), и кружанка (завитой рожок) зажимались с первого раза, а с циклидами вечно проблемы. И тут Вячеславу Ильичу пришло в голову, что, может быть, самый ценный гель именно на панцире, а не на дорожке следов этого существа с миллионолетней родословной, которую он исследовал вот уже полгода.
Он