он был высокого роста, крепко сложен и имел военную выправку. На боку у него была кавалерийская шашка, а в руках хлыст.
– Лошадей! – проговорил он отрывисто и повелительно.
– Свободных лошадей не осталось, – заметил смотритель.
– Откуда же взялись те, что запряжены в тарантас?
– Их уже взял вот тот господин, – отвечал смотритель, указывая на Строгова.
– Вздор! – закричал незнакомец. – Отпрягайте их! Живо! Мне некогда дожидаться.
– Мне тоже некогда, – спокойно произнес фельдъегерь.
Надя, которую эта сцена очень взволновала, подошла к брату.
– Что же, вы не слышите? – продолжал путешественник, обращаясь к смотрителю. – Отпрягите лошадей и давайте их мне.
– Лошади останутся при том экипаже, в который запряжены, – сказал Строгов.
Он сдерживался, чтобы не вызвать неприятностей, которые могли затормозить отъезд. Незнакомец подошел к нему вплотную и грубым тоном проговорил:
– Так вот как! Вы отказываетесь уступить мне лошадей?
– Да, отказываюсь, – был ответ.
– Хорошо! – воскликнул незнакомец. – Если так, то они достанутся тому из нас, кто будет в состоянии ехать дальше. Защищайтесь! – И с этими словами он обнажил шашку.
– Я драться не буду, – спокойно отвечал Строгов и скрестил руки на груди.
– Что? – воскликнул путешественник. – Вы не будете драться! Даже после этого?
И прежде чем его успели остановить, хлыст свистнул в воздухе и опустился на плечо Строгова. При этом оскорблении молодой человек побледнел как полотно и кулаки его судорожно сжались; он готов был убить на месте дерзкого незнакомца, но в голове его тотчас блеснула мысль о том, что, если он согласится драться на дуэли, это будет задержка, и тогда возложенное на него поручение останется неисполненным. Он сделал над собой страшное усилие и сдержался.
– Трус! – проговорил с презрением незнакомец и, повернувшись к нему спиной, скомандовал: – Живо, подавайте лошадей!
Он вышел на крыльцо, а за ним последовал смотритель, который бросил на Строгова неодобрительный взгляд.
На обоих корреспондентов его поведение тоже произвело впечатление, говорившее далеко не в его пользу; они холодно раскланялись с ним издали и поспешили уйти. Через несколько минут раздался топот лошадей и стук колес удалявшегося тарантаса.
Надя и Строгов остались вдвоем. Молодой человек, казалось, окаменел со сложенными на груди руками, но лицо его выражало страдание. При одном взгляде на это мужественное лицо, Надя поняла, что должны быть важные причины, которые заставили его оставить безнаказанным тяжкое оскорбление. Она взяла его за руку и ласковым, почти материнским движением отерла слезы, выступившие на его глазах.
Глава XIII. Долг выше всего
Лошадей можно было достать только на следующее утро, и молодым людям поневоле пришлось переночевать на почтовой